Надо ли говорить, что на конюшне у меня появилось заветное место? Да-да, как раз там, где был собачий закуток. Первого щенка я приволокла в дом в шесть лет, а сейчас очень скучала по смешному дворянину Митьке, оставшемуся с мамой, и к роскошным псам Алдоны прилипла сразу и наглухо. Меня не прогоняли, мне были рады, моя помощь была принята с благодарностью всеми – и собаками, и Алдоной.
Эти две недели я видела ее исключительно варящей какие-то настои, говяжьи бульоны для каш, набирающей в шприцы лекарства и тому подобное. Кашу часто выпрашивали полакомиться униформисты, да и я пробовала – очень вкусно, хоть и без соли. Брезговать? Так кастрюли с мисками у Алдоны и ее служащей Оли всегда были стерильные, почище, чем мне приходилось видеть у иных на московских роскошных кухнях. Имея номер в лучшей гостинице города, – многие артисты предпочитали жить в гостиницах, особенно те, что были с детками, – Алдона неотлучно находилась рядом с собаками, трое приболевших псов спали на полу вагончика около ее кровати, на чистых мягких матрасиках, чехлы на которых менялись каждые два дня, а сами матрасы просушивались на солнце.
– Девочка, собаки чувствуют все. Чувствуют гораздо острее, чем люди. Эти никогда не болели, с рождения, а тут, видишь, просквозило в товарном вагоне, когда ехали сюда. Сейчас им страшно, они хотят, чтоб я всегда была рядом. Особенно ночью. Так быстрее выздоровеют, да и мне спокойнее, когда просыпаюсь вдруг, опускаю руку – и пальцы утопают в теплом живом меху. Собаки понимают, что я уже не сплю, начинают лизать руки, лезть целоваться, ведут себя, как в щенячестве. А утром вижу: чуть лучше моим мальчикам стало. – Дрессировщица взяла у меня пакет с собачьими лекарствами, который я только что принесла от местного ветеринара, и стала раздавать псам таблетки.
Был вечер очередного понедельника. Цирковые вовсю наслаждались выходным, клоун Юрка играл на гитаре, народ тихо подпевал, скучковавшись у костра, который развели на специальной площадке за конюшней. Алдона слушала маленький концерт, сидя на ступеньках своего вагончика. Один пес лежал на траве у ее ног, второй сидел, привалившись боком к бедру хозяйки, – именно хозяйки, не дрессировщицы, дрессировщицей она была в манеже, – и блаженно жмурился, а третий, огромный бело-коричневый сенбернар, частично свешивался из двери вагончика, пристроив здоровенную лобастую башку на худеньком плече Алдоны. Им было хорошо вместе, женщине и ее собакам, а я пользовалась возможностью погреться в чистом тепле этой любви.
Сейчас на манеже можно увидеть и борзых, и мастифов, и джеков, и такс, и эрделей с чернышами, и даже атлетичных стаффордов. А тогда, много