Миллионноглазый (сборник). Александр Образцов

Екатерины, Анна, Елизавета – эти четыре царицы праздновали в России восемнадцатого века каждая своё и по-своему. После жестокого и поступательного царствования Петра, когда всякая старинная крамола была беспощадно вытравлена или загнана на окраины империи и сознания, можно было повеселиться. Мало кто хотел уже воевать – Петр набил оскомину. И есть закономерность в воцарении каждой из цариц. Общество не желало больше жёсткой руки. Общество желало фейерверков вместо обстрелов, комедий вместо фронтовых сводок, красавиц вместо денщиков. Благо в мире было спокойно, а войны с турками ввиду отдаленности также походили на фейерверки.

      Сейчас мы можем трезвыми глазами рассмотреть в кукольном для нас восемнадцатом столетии развитие России как государства. И Петр, и Екатерина Первая, и Анна были, в сущности, людьми западными, не русскими. Они понимали свои государственные задачи в узко сословном смысле. Глубокая пропасть лежала между царской фамилией и «подлым» народом. Ни один из царей вплоть до Николая Павловича русской историей не интересовался, а русское искусство презирал. Однако именно в восемнадцатом кукольном веке случился поворот от оккупационности к народности. Россия в очередной раз лаской и терпением взяла своих властителей в полон. И это случилось при Елизавете, одной из забавнейших и очаровательных русских цариц.

      Существует такая история, – однажды Петр Первый зашел в комнату к Елизавете, когда та занималась французским языком, и попросил перевести ему страницу текста. После того, как дочь с успехом справилась с задачей, Петр заметил: «Счастливы вы, дети, что вас воспитывают, что в молодые годы приучают к чтению полезных книг. В своей молодости я был лишен деловых книг и добрых наставников». Если вспомнить, что педагог Зотов бухался перед Петром на колени по поводу и без повода, то относительно «не доброты» своих наставников царь перехватил.

      Но деловые книги никогда не будут увлекать Елизавету. Она расшивала золотыми нитками покровцы для церкви и писала иногда стихи. В любовном посвящении прапорщику Семеновского полка Алексею Яковлевичу Шубину она признавалась:

      Я не в своей мочи огонь утушить,

      Сердцем болею, да чем пособить?

      Что всегда разлучно, и без тебя скучаю.

      Легче б тя не знать,

      нежель так страдать

      всегда по тебе.

      От отца государыня Елизавета переняла любовь к зрелищам. Она полюбила все выходящее из ряда вон, потрясающее. Чудным зрелищем была ее Саарская мыза, Царскосельский дворец. «Сей дворец всех иностранных народов смотрителей в великое удивление приводит», «кто видит, всяк чудится», «сия золотая шкатулка требует чехла» – говорили современники.

      Чудным зрелищем были она сама, чудны были ее маскарады, которые назывались «метаморфозами». Елизавета до смертного часа была «хороша собой, так хороша, что глаз не отвести». Особенно, когда в мужском костюме танцевала менуэт. Елизавета имела особую привязанность к офицерским