– Юрий Федорович! Хорь! – даже Василина Васильевна утирала слёзы. – Где же Паша?
– Ушёл.
– Как ушёл? Как же вы его отпустили?
Юрий ощупал языком дальние уголки пересохшего рта.
– Сбежал от меня, – выдавил он.
Вертевшуюся на языке фразу: «Туда ему и дорога, этот парень как хренова гадалка», – он благоразумно проглотил. Мальчик будто залез на ящики и коробки и смотрит через забор на будущее и настоящее разом. С таким лучше не иметь дела вовсе. Доведёт до греха и исчезнет – поминай, как звали.
Василина Васильевна побледнела.
– Какой кошмар! Где же нам его теперь искать?
– Он вернётся, – поражаясь своей уверенности, сказал Юра. – Обязательно вернётся, как только почувствует себя лучше.
Но он не вернулся. Спустя полторы недели тело паренька выплыло в Бумажном канале, в котором к тому времени стало на три с половиной литра жидкости больше. У него было перерезано горло, и утки, что уже несколько дней сидели на берегу, опасаясь заходить в воду (такому их поведению работники Екатерининского парка не видели объяснения), провожали его похоронным кряканьем. Если бы Юра знал об этом, он бы сделал для себя вывод: у людей, которые видят сквозь стены, самые большие шансы сломать себе нос, в эту самую стену врезавшись. Они могут свалиться с лестницы, упасть с балкона, и даже в полёте с восьмого этажа будут отвергать чужую помощь. Потому что знают, насколько хрупки человеческие жизни.
Но к тому времени Юрий Хорь был за сотни километров отсюда.
– Мне нужно домой, – сказал Юра, стряхнув со своего запястья руку Юлии Сергеевны. Проводил ничего не выражающим взглядом широкую спину Олега, который перелез через забор и, никого там не обнаружив, махнул остальным, чтобы помогли прочесать окрестности.
– Вы меня расстраиваете, – сказала Василина Васильевна. – Производили впечатление хорошего парламентёра, и вот тебе на… Я редко ошибаюсь в людях, но когда такое случается, знаете, это втройне неприятно.
Полное лицо завуча медленно каменело. Вкупе с покрасневшей шеей, сделавшейся необычно дряблой, с резко обозначившейся над верхней губой полоской усов, оно выглядело как карандашный чертёж, на который поплескали водой.
Юру кольнула злость. Он сказал громче, чем хотел:
– По крайней мере я не стал шарахаться от него как от прокажённого.
Учителя переглянулись. Рядом отиралось несколько старшеклассников, достаточно убедительно совмещающих на лицах скорбь с оживлённым любопытством и даже радостью по случаю задержки занятий. Они переглянулись тоже.
– И тем не менее, – сказала Василина Васильевна, ладонью защищая глаза от крупных капель. Она раздулась, как сердитая жаба. – Вы обязаны были его задержать. Сопроводить до дома. Куда,