Автомобильная дорога в Ягодное лежит через Ряжск и довольно проста. Сначала триста километров по трассе М-6, что на федеральном языке гордо именуется "Каспием", а в просторечии зовётся Волгоградкой, уставленной по обочинам редкими дагестанскими закусочными; на 295-м высится знак в память бойцов 84-й отдельной морской стрелковой бригады, которые в ноябре сорок первого не пустили немцев к Скопину, а ещё через шесть – съезд на Ряжск, город низкий, приземистый, разбросанный по пологим холмам, ничего почти не сохранивший из богатой предреволюционной старины. Дальше начинается дорога уже местного значения и лежит она на земле, как лента ветхой заплатанной мешковины, доводя до Ухолова. Само это название как бы убеждает, что живущий тут люд навидался всякого и удивить чем-либо его решительно невозможно. Через тридцать километров от Ухолова будут Сараи – посёлок городского типа в семь тысяч жителей, а оттуда ещё двадцать три уже до села, где кончается асфальт Ягодного и начинается Соловьёвка.
Граница между Ягодным и Соловьёвкой проходит в том месте, где со стороны села заканчивается асфальт. В зарослях ракит пересекает тут дорогу небольшой, давно пересохший ручей, с кое-как устроенным над ним мостом, прогнившим от времени, а дальше по обе стороны просёлка, густо поросшего между колеями жирным спорышем, стоят дома: один их ряд задами выходит к полям, вдоль которых вдалеке тянется железнодорожная ветка, а другой – к небольшой речке по имени Пара, затенённой вётлами и ольхой.
Наискосок от двора Луки через дорогу в небольшой дубравке прятался остов ампирной колокольни, а метрах в ста пятидесяти от неё виднелся старый усадебный дом, который сохранился даже лучше храма – штукатурка стен во многих местах еще держалась и несла на себе следы серой, бледной, полинявшей от непогоды окраски, из провалившейся крыши торчали четыре разновеликие печные трубы с давно слетевшими венцами. Дом был одноэтажный с портиком, покоившимся на четырёх деревянных колоннах, которые каким-то чудом, как часовые, удерживали себя в вертикальном положении; мезонин, однако же, не уцелел. Не меньшее удивление вызывало и то, что дом, изгаженный внутри людьми и голубями, снаружи