– Почти как волосатая стена, – прошептал он.
– Тоже смотрел «Побег из Вегаса»? – спросил Герман.
– Да, один из любимых фильмов на данный момент.
Воронёнок взял одну из своих гитар: чёрный «Фендер» с пятнами красной краски, что так походила на свежую кровь.
– Наиграй что-нибудь из своих песен. Я подберу мотив. Только главное – спой. Мне плевать, как ты сейчас сыграешь.
Макс коснулся струн, чувствуя, как они поют под пальцами, наслаждаясь звуком из колонок. Он плохо помнил слова своих песен, поэтому решил спеть ту, что застряла в памяти раскалённым гвоздём. Он запел свою глупую и полудетскую балладу «По дорожкам битого стекла». Слова путались в голове, пересохшее горло словно наполнялось песком, когда он выплёвывал горькие колючие слова:
«По дорожкам битого стекла,
Как по рекам с серной кислотой.
Белым голубем взлетая над толпой.
В небе больше света и тепла».
– Прекрати! – закричал Герман. – Что ты, вообще, вытворяешь?! Я тебя другого слышал в прошлый раз.
– Тогда я был пьян… а сейчас несколько похмелен, – растерянно ответил Макс.
– Это не оправдание!
Когда дело доходило до музыки, он готов был сожрать любого с потрохами.
– Давай ещё раз.
Макс покорно вздохнул и снова запел сначала, неохотно переваривая застрявшие в горле слова. Он сам слышал, что получается ещё хуже.
– Хватит, – Герман багровел от злости. – Я не понимаю, что с тобой. Не пой на связках!
– Мне кажется, так лучше звучит.
– Ты можешь сорвать себе голос вообще.
– Я не могу иначе. Если тебя не устраивает, тогда сам пой.
– Я не могу петь так, как можешь это ты… как мог бы ты, – Воронёнок снова разошёлся, на глазах мутируя в здоровенного ворона, а то и вовсе в птеродактиля.
Макс чувствовал, как эта злость передаётся ему.
– Чувак, меня уже в конец заебали твои подъёбки. Я не могу так, слышишь! – закричал он в ответ на очередную колкость. – Меня больше всего бесит этот снобизм. Каждый мудак, имеющий на себе клеймо профессионала, считает своим долгом меня травить, вместо того, чтобы помочь мне!
Герман застыл, созерцая перед собой растрёпанного юношу с глазами, горящими гневом, который был готов обрушить гитару на его голову, чтобы дополнить нарисованную кровь настоящей. Макс был шикарен в своём безумии, как восставший из ада Иисус.
– Зашибись. А теперь пой, – Герман расплылся в улыбке.
– Чего? – Макс только начал приходить в себя.
– Просто пой. Вложи в эти слова всю свою ненависть.
Он снова обнял гитару, и теперь казалось, что он уже не поёт, а кричит, выплёскивая душу на захламлённый пол. Его голос обрёл силу, о которой он и не подозревал прежде. Это было преображение