– Охранник помог.
Тут Машка, как-то подозрительно долго молчавшая, вдруг встрепенулась и, перебивая сама себя, перескакивая с одного на другое, рассказала и про труп, и про убийство участкового, и про то, что Наталью теперь будет охранять начальник убойного отдела, который, она сама видела, в нее, Наталью то есть, влюбился!
Саша и Танюша стояли как громом пораженные. Именно такое сравнение пришло на ум Наталье при взгляде на притихших и растерянных родственников. Танюша вдруг легла на траву и заплакала. Все бросились ее утешать.
– Ты что, Танечка, не плачь, я никуда не денусь.
Наталья присела перед золовкой на корточки и пыталась разнять ее руки, между которыми лились слезы.
– Я прошу тебя, ничего не случилось. Ты же знаешь, Машка всегда преувеличивает. А ты, Машка, могла бы подождать со своим рассказом.
– Как же, подождала бы, а тут, может быть, снайпер под кустом сидит.
Все невольно оглянулись, причем, именно на кусты сирени, в которых, как предполагалось, затаился коварный снайпер.
– Мария, уймись, какой снайпер? Нас всю дорогу машина милицейская пасла.
– Откуда ты знаешь, что она милицейская? Может, это бандюги были?
– О, Машка, Машка, – только и смогла выговорить Наталья, укоризненно качая головой.
Танюша перестала реветь, села на траву, поджав ноги, и сказала решительно:
– Ну, пока ты под нашим присмотром, мы тебя в обиду не дадим. А Полина у нас поживет, я ее в садик водить не буду, у меня есть шесть отгулов еще с прошлого года.
– Ты что, у Полины программа в саду, как она будет занятия пропускать?
– Я тебя умоляю, какие занятия? Я с ней по своей оригинальной методике буду заниматься, она у меня трехзначные числа в уме будет складывать. Ладно, пойдемте. У Толи там такая краля новая.
– А сам он как?
– Как барон, ногу в гипсе выставил, все об нее запинаются.
– Интересно, как он с гипсом завтра в театр пойдет? – Так и пойдет, с костылем.
Видимо, все представили брата с костылем, потому что посмотрели друг на друга и засмеялись.
Саша снял темные очки, отчего его синие глаза сразу стали беззащитными, покрутил указательным пальцем у виска и строго сказал:
– Совсем вы свихнулись, бабы. Только что рыдали, а теперь хохочете, как лошади.
Это он зря сказал, потому что «бабы» совсем зашлись смехом, сгибаясь пополам и держась за животы. Он постоял, посмотрел на них, махнул рукой, взгромоздил коробку на плечо и пошел в дом.
Они еще немножко посмеялись, потом обнялись, огляделись вокруг, ничего подозрительного не увидели и так, обнявшись, вошли в дом. Полина еще спала в мансарде, а на веранде, в тенечке, сидел старший двоюродный брат – Анатолий Дмитриевич. Правая нога была в гипсовой повязке, хотя, когда Наталья пригляделась, оказалось, что повязка из поливика, то есть легкая. И нечего было изображать из себя страдальца: в этой повязке фиксация отломков такая же надежная, как в гипсе, а вес ее раз в пять меньше. Но Анатолий сидел в кресле, а нога его