Ну, что ж ты, дружок, так нервничаешь?
Весь в пепле. Ну, что ж, что ложь
с любовью смешал? Выкрадывал
объятия впопыхах.
Ведь если и жить по правилам —
по правилам языка,
когда накрывает грамматика
в квартире полупустой.
И ты посреди Адриатики
лишней стоишь запятой.
В потемках
Чужая, говорят, душа – потемки.
Пять лет брожу в потемках, собирая
насущный хлеб заплесневелый:
сухие корки дат, мякину
войн, революций и репрессий,
и месиво, и крошево костей.
Там-сям скребу сусеки, а душа,
как черный маленький котенок,
не ведаю, в каком углу,
мурлычет жалобно и просит
не молочка, так хоть водички.
И правда, человек есть то,
что ест он. Призрак
или тень, давно оставившая тело,
плывет в неведомом пространстве,
по невесомым клавишам стучит —
далеких духов вызывает.
Они молчат. И слава богу, что молчат.
Заговори они – что это будет?
Вранье, жеманство, светский лепет,
гусарская бравада, анекдот,
катрен альбомный с пошленьким намеком…
История, Джойс говорил, кошмар,
который снится и нельзя проснуться.
Давно оставившая тело тень
плывет в неведомом пространстве,
по невесомым клавишам стучит,
в испарине, едва не задыхаясь, —
проснуться все никак не может,
ни почесаться, ни зевнуть, ни подрочить…
40 ватт
Тьма дневная иль ночная —
лампа светит в 40 ватт.
Я всего лишь уточняю
жизни медленный распад.
Существительная скука.
Прилагательный покой.
40 ватт на всю округу.
Правой левую жму руку:
«Здравствуй, здравствуй, дорогой!
– Как дела? – Да помаленьку…
– Выйдем, что ли, на балкон?
– Нет, давай смотреть на стенку…
Облака за горизонт
уплывают… – Незнакомка
крутозадая идет…
– Так, дружок, давай заткнемся!
Слушай музыку без нот…»
«Я научился жить не торопясь…»
Я научился жить не торопясь.
Живу по солнцу – пастушок-простушка.
Прирученная мною каждый час
не истерит настенная кукушка.
Мой сон послеобеденный тяжел.
Проснусь, вино студеною водицей
разбавлю… Пригублю… И хорошо…
Зачем душа обязана трудиться?
А в сумерках приходит нимфа. С ней
за день мой легкий до утра награды…
С зарей мне снится список кораблей
и вспененные строки «Илиады».
«У меня налицо черты оседлости…»
У меня налицо черты оседлости.
Я пишу, к своей обращаясь светлости,
из предместий