и печальная треплется лента
на плече загорелого лета,
и в кармане твоем – гладь да тишь.
Зацелованный волнами пес
тебе верную службу принес
на зеленом подносе залива,
подошел, мокрый нос, как малину,
на ладони твои положил
и глазами спросил – Уезжаешь?
И тоска словно море большая…
– Понимаешь, дружок – это жизнь.
Защекоченный травами кот
тебе вечную верность несет
и к ногам опускает. А верность
поутру себя чувствует скверно
и не дышит. А ты эту мышь
на ладони положишь, подуешь,
обругаешь кота-обалдуя,
и обоих, живучих – простишь.
Снова лето к тебе подойдет,
улыбнется собака, и кот
как умеет, тебя пожалеет.
И волна на бегу ошалеет —
это – лета отчетливый вздох.
Бьется тонкая жилка в ключице,
если что-то теперь и случится —
ты уже ни к чему не готов.
Юркий зимородок синий
Юркий зимородок синий
осторожной острогой
протыкающий корзину
частых веток над рекой
Красный зимородок храбрый
достающий из воды
растопыренные жабры
и колючие хвосты
Переплеск лазурных крылий
алой грудки пустячок
ты – тревожный красно-синий
проблесковый маячок
Ты комочек аметиста
в Посейдоновой браде
с тонкой рыбкой серебристой
на серебряном шесте
Наблюдающий сторожко
мирозданья тишину
над текучею дорожкой
убегающих минут
Сам себе богоугодный
смертоносной острогой
из вселенской непогоды
добывающий огонь
Эта женщина
«…вселенная – место глухое»
эта женщина, девочка, фея бумажной трухи,
что слагает стихи, невпопад свои прелести тратя,
и ложится под утро, устав от больной чепухи,
на кисельных полях тридевятой заветной тетради
занимается утро, скисает молочная взвесь
обливных облаков, под неспешного грома рулады,
и пребудет с тобою отныне, вовеки и днесь
изумительно-синее, в тонких прожилках прохлады
на плите заворчит молоко и затеет побег
обернется в цвета побежалости флюгер на спице —
это пятит привычную ношу старик-скарабей
и сажает на мокрую кочку – слегка охладиться
эх, калина-малина, лучок, сельдерей, пастернак, —
это стрелы в спине, это – слёзы вселенной в лопатках —
сорок строчек гороха – и лилии – по сторонам,
точно – лист из последней, еще не закрытой тетрадки
не похожая голосом на площадных горемык, —
то ли звезды в листве, то ли