Сердце кольнуло, как у давно не вспоминаемого Комы. Анджей поморщился и обернулся на когг. Вагант стоял на носу, у самого бушприта, неторопливо покачивающегося в такт лениво перекатывающимся волнам, над головой трепыхался рейковый парус фок-мачты. Палуба пустовала, только в «вороньем гнезде» находился матрос, невесть что выглядывавший в синем мареве, впрочем, он там едва не ночевал. У тяжелого румпеля8 на кормовой надстройке недвижно стоял рулевой.
И тишина. Будто на корабле-призраке. Единственный раз Анджей слышал голоса матросов, когда когг выходил из Купеческой гавани и на Балтике разыгралось волнение. Менестрель, не привыкший к морским прогулкам, повис на леерах, склоняясь над пучиной, чувствуя, как содержимое желудка неудержимо просится на волю. Матросы, не обращая на него внимания, взбегали по вантам на реи, стягивали паруса, оставили лишь латинский на бизани, для лучшего управления против упрямого встречного ветра, норовящего загнать когг обратно – уж лучше бы так и случилось! Румпель рвало из рук рулевого, не выдержав напора разгневавшейся стихии, он подозвал помощника; вдвоем навалившись на тяжелый деревянный руль, они равняли корабль по заданному курсу – Кудор оказался еще и лоцманом – переговариваясь на неведомом Анджею гортанном лающем языке. Несколько коротких фраз – вот и все, что услышал менестрель. Когда волнение утихло, матросы разбрелись, приводя потрепавшийся такелаж в порядок, подняли паруса и снова исчезли. Потом появлялись то здесь, то там, словно тени, поправляя вооружение, стягивая и отпуская леера, безмолвно сменяя друг друга.
Герес так же почти не удостаивал вниманием своего крестника. Вечером после бури, когда Кальциген немного пришел в себя, он позвал менестреля в каюту. Анджею странно было слышать новое имя. Он не сразу понял к кому обращается хозяин, но Кудор пришел на помощь и приоткрыв дверь покоя, поманил его рукой; менестрель встряхнулся, точно заблудшая собака и поспешил спуститься в опочивальню таинственного богача.
Впервые он видел подобное убранство. Нет, Анджей и прежде лицезрел изысканную отделку комнат, но те дома стояли на земле, а этот путешествовал, однако по тому, сколь роскошно и вычурно обустроен когг изнутри, его можно было назвать плавучим дворцом. Спустившись в каюту, Анджей замер на пороге, не решаясь войти во внезапно открывшиеся ему роскошные комнаты. Он много слышал о неземном богатстве Гереса, но то, что видел сейчас стоило вдесятеро против всех слышанных за последний месяц кабацких баек.
Комната, куда Анджей попал поначалу, виделась как бы гостиной, чьи стены украшали дорогие шпалеры9 с изображениями неведомых животных, коих повергали доблестные воины в сверкающих доспехах или могущественные чародеи в цвета звездной ночи одеждах. Надписи арабскими завитками сопровождали рисунки, но что именно означали сии