Самое интересное прячется в спальне.
– Можете ли вы себе представить: тут был монастырь бенедиктинок, точнее что-то вроде карцера – сюда направляли провинившихся монахинь, и они должны были работать нянечками в больнице. Ну, такое наказание. Мы купили у монастыря это палаццо со всей обстановкой, естественно очень скромной, за исключением…
Джулия эффектно распахивает дверь. В центре – расшитый золотом балдахин с кистями, а под ним – огромная кровать.
– Двуспальная кровать! Для монахинь, да еще провинившихся, – как вам это нравится? Интересно, чем это они тут занимались?
Все хохочут, а Бруно пожимает плечами: каждому итальянцу ясно, что в двуспальной кровати удобнее спать даже в одиночку, и к тому же non si sa mai, – никогда не знаешь, как дело повернется. Монахини тоже люди.
А Беверли эта тема, кажется, задела.
– Вот вы смеетесь, но ведь итальянцы в самом деле страшные…
Джулия пихает ее в бок, показывая глазами на Бруно.
– Я, конечно, не имею в виду никого из присутствующих, – поправляется Беверли, – но вот, например, знаете, есть такой сериал про Древний Рим… ведь это ужас что такое. Столько секса, столько насилия, просто невозможно смотреть!
– Разве в голливудских фильмах мало секса и насилия?
– Да, но оно какое-то другое, поприличнее! А по сериалу можно подумать, что итальянцы только и делают, что…
Бруно расплывается в широкой улыбке. Он, кажется, польщен.
Кормят изысканно, и даже чересчур. Я не очень привыкла к таким сочетаниям – лук-порей с изюмом и орехами, картофель с грушами, треска под ванильным соусом. Зато нашу икру сметают на ура!
И вот оно, открытие вечера. Становится понятно, почему у Беверли совсем нет морщин. Она ест, закинув голову назад и выдвинув подбородок вперед, но несмотря на это из ее незакрывающегося рта то и дело выпадают кусочки еды.
– Чертов ботокс! – сочувственно говорит Джулия. – Бедная, давай я тебе повяжу салфеточку!..
Видно, что Майкл и Эдвина чувствуют себя неловко. Все-таки англичане – очень чопорный народ! Поэтому Майкл торопливо задает мне вопрос, которого я так боялась: чем я тут собираюсь заниматься?
– Учить итальянский, – отвечаю я бодро.
Неожиданно мои слова вызывают взрыв хохота.
– Мы все его учим, – Джулия утирает слезу, – я, например, уже лет шесть! Толку-то…
На обратном пути мне делается так грустно, что я заявляю Бруно, что мне нужно прогуляться – одной. Слава богу, он понимает такие вещи. Одной так одной.
Гулять так, как я привыкла, в Триальде невозможно, потому что тут нет ни одной горизонтальной дорожки. Либо надо карабкаться вверх, и я задыхаюсь, либо спускаться вниз – так круто, что боюсь упасть. Камни вылетают из-под ног, которые так и норовят подвернуться. Некоторые улочки настолько узкие, что сквозь них может просочиться