Выехать из города невозможно было, через оцепление на вокзале по прибытии каждого поезда, через заставы на дорогах. Да я и не стремился к этому. Одно дело все еще оставалось незавершенным в Вильно. Только одно.
С двадцать четвертого большевики принялись наводить порядок – солдат возвращали к прежней работе, но на новую власть, заодно проверяя воинские билеты. Видимо, сочли недостачу офицерского состава гарнизона и шерстили всех подряд. Мне оставаться и дальше караулить у дома, где жили родители Томаша Бердыха, стало небезопасно. Вечером двадцать восьмого, прослушав последние новости, я перебрался в другую часть старого города – на Угольную улицу, к цветочному магазину, коим владела и где жила возлюбленная моего бывшего друга – Линда Могилевец.
Окна второго этажа еще светились. Я прокрался к черному ходу, открыл дверь, запертую всего лишь на крючок, и, тихонько побродив по пустому дому, поднялся к комнатам Линды. Она была в гостиной – стоя у двери, я слышал, как шуршали страницы книги, да изредка поскрипывало кресло. Затем до моего слуха донеслось шорканье тапочек по узорчатому персидскому ковру, подаренному Линде ее дедом во времена оны и покрывавшему весь пол. Звяканье посуды.
Я дернул за ручку двери. Заперто. Нерешительно постучал.
Она открыла тотчас же. И замерла на пороге.
– Ян? – растягивая имя, произнесла она. – Ты,… Но как…. Да что же стоишь, проходи….
И смолкла, увидев в руке наган. Я не дал ей времени задать вопрос.
– Где Томаш?
– Но Ян…
Отстранив Линду, я вошел в гостиную, держа наган наготове. Заглянул в ее спальню, комнату для гостей, библиотеку, ванную, чулан – повсюду открывая шкафы, заглядывая за занавеси, под кровати, за ширмы. Затем вернулся.
Линда по-прежнему стояла у незакрытой двери – с лестницы тянуло морозным воздухом – и смотрела, нет, не на меня, на мое оружие. Кажется, именно оно имело большее значение, нежели его обладатель.
– Где Томаш? – повторил я с нажимом. Линда не шелохнулась, казалось, она вовсе не слышала вопроса.
– Я не видела его, – чуть слышный шепот. – С последнего увольнения. В августе.
– Ты лжешь!
– Я не видела его, – так же тихо повторила она.
– А родители? Ты звонила пани Ангелике?
Губы сложились в утвердительный ответ, но короткое «да» так и не слетело с ее уст. Все внимание Линды приковывал мой наган.
– Он звонил им. Обещал зайти, когда все утрясется.
– Когда?
– Вчера.
– А тебе?
– Нет.
– Поссорились?
Она бросила на меня короткий взгляд и тут же опустила глаза.
– Убери револьвер,… пожалуйста.
Я механически дернул рукой, и, только взглянув на наган, нерешительно сунул