– Люди болтают между собой о том и о сем, – сказала она. – Имеющий уши да слышит… если хочет, конечно, узнать, что на самом деле в городе происходит. Даже от собственных слуг, если обращаться с ними по-человечески, немало можно узнать! Вот поэтому от меня и не укрылось, что приходили выборные «новых купчиков», возглавляемые Мингслеем, и предлагали тебе перемирие. И именно по этой причине я так настаиваю, чтобы ты взглянула на обнаруженное мною в Давадовых записях. Полагаю, это поможет тебе выбрать верную линию поведения, когда будешь иметь дело с Мингслеем!
Бледные щеки Сериллы налились яркой розовой краской.
– Вот как! – проговорила она. – Значит, вот как получается? Я из жалости беру тебя в свой дом, и ты тут же пользуешься этим, чтобы за мною шпионить?
Роника только вздохнула:
– Ты что, вообще не слышала, что я сказала тебе? Я же только что объяснила тебе, что знаю об этом вовсе не от твоего окружения! – Сие утверждение касалось далеко не всех раздобытых Роникой сведений, но в интересах дела она не стала уточнять. – И жалость твоя мне, знаешь ли, ни к чему. Это верно, сейчас мои дела идут не блестяще, но я просто принимаю жизнь такой, какова она есть. Все изменяется. И дальше будет меняться. Именно это, если подумать, и делает жизнь интересной…
– Ясно, – презрительно отозвалась Серилла. – Интерес, значит, к жизненным переменам! Так это и есть тот несокрушимый удачнинский дух, о котором мы в столице премного наслышаны? Я бы, скорее, назвала такой подход бездеятельным ожиданием: что еще жизнь подкинет. Весьма вдохновляюще… Значит, ты не слишком стремишься восстановить Удачный таким, каким он некогда был?
– Я не настолько дура, чтобы стремиться к невыполнимому, – парировала Роника. – Попытка воссоздать прежний Удачный заведомо обречена на провал. Надо двигаться вперед, надо дать городу новый облик. И в этом новом городе, думаю, у старинных торговцев уже не будет такой власти, как прежде. Но что с того? Все равно надо смотреть в будущее. И в этом-то состоит вызов, который бросает нам жизнь. Мы должны принимать все, что с нами случается, и учиться на пережитом, а не загонять самих себя в замкнутый круг, из которого будет не найти выхода. Ничто так не разъедает душу, как жалость. И особенно – жалость к себе самому, любимому.
Серилла посмотрела на нее до того странно, что у Роники невольно пробежал по спине холодок. С живого, разрумяненного гневом лица на нее глянули глаза мертвой. Но это длилось мгновение. Серилла заговорила ровным тоном:
– Ты думаешь, что повидала в жизни все, но ты ошибаешься. Доведись тебе перенести то, что вытерпела я, ты знала бы: случаются вещи, с которыми справиться невозможно. Кое-что такое, что изменяет тебя навсегда. Такое, от чего не отмахнешься с легкомысленной улыбочкой, не прикажешь себе забыть.
Роника и не подумала отводить взгляд.
– Верно, – сказала