Повисло астрономическое молчание.
– Но позвольте, Василий Васильевич, – проговорил наконец мой папа. – Есть здравый смысл! И какая-никакая, а честь! У нас абсолютно укомплектованная ячейка!..
– Возможности жизни безграничны, – сказала мама. – Миша! Я поняла: мой идеал мужчин – не только сутулые и долговязые, но также маленькие и шарообразные.
– Вы режете меня без ножа, – простонал папа. – Василий Васильевич художник, он завазюкает нам всю квартиру.
– Я буду аккуратно! Вот увидите! – просился Василий Васильевич.
– У нас тут что?! – взревел папа. – Львиный прайд? Племя тумбо-юмбо? Василий Васильевич, дорогой, мы с удовольствием встретимся с вами, даже устроим ужин в вашу честь…
– Не надо ужин, – заартачилась мама. – Столько возни!
– Можно же сосиски! – прошептал папа. – Люся! Люся! – воскликнул он. – Я проштрафился? Я говорю тебе мало ласковых слов?
Мама подошла поближе и заглянула ему в лицо.
– Ты мой, – сказала она, – самый лучший, любимый, единственный Миша!
– А он? – грозно спросил папа.
– А он наш единственный Вася!..
– Я умоляю вас, – станьте моей семьёй, – подхватил Василий Васильевич. – Мы устроим праздник, бразильский карнавал. Мы будем танцевать в набедренных повязках и жечь бенгальские огни. И мы ещё увидим небо в алмазах!..
– Возьмём его! – мы с мамой закричали. – Возьмём!
И заплакали.
– Ну ладно, ладно, – сказал папа, – ладно, только не плачьте.
Как здорово мы зажили! Не было никакой неразберихи. Теперь, когда у нас с мамой их стало двое, мы вообще ели раз в день, но очень плотно и на ночь.
По воскресеньям к нам бабушка приезжала с котлетами.
– А вот и котлеты! – завидев её, говорил Василий Васильевич.
– Редкий зять, – радовалась бабушка, – так любит свою тёщу, как мои Вася и Миша.
Спали они со мной в детской – валетом. Мама к нам зайдёт, укроет их, меня посмотрит, поцелует и отправляется к себе.
А как они дружно ходили в магазин!
– Давай мы понесём, – кричали они маме, – все сумки! Все-все-все! Давай все! Иначе зачем тебе мужья?
– Чтобы их любить! – отвечала мама.
– Нет! – кричали они на всю улицу. – Чтобы носить тяжести! А ты будешь нести одни цветы и укроп.
Василий Васильевич настоял, чтобы мы взяли его фамилию и стали Антоновы-Авдеенко. А мой папа поставил условие, чтобы он стал Авдеенко-Антонов. Единственный раз они не поладили, когда Василий Васильевич попросил меня, чтобы я в своей жизни пошёл по его стопам.
– Только через мой труп! – сказал папа. – Будет художником – будет жить очень бедно. Лучше пусть идёт в армию – обмундирование дадут, бесплатная еда…
Василий Васильевич надулся и долго ни с кем не разговаривал. Наутро в предрассветной синеве он разбудил папу.
– Михаил, – недовольно сказал он. – Вы брыкаетесь.
– Тысяча извинений, – забормотал