Женя старался. Шаг за шагом, октава за октавой завоёвывал Москву. Был уже сольный концерт, – хоть и на заводской окраине, но всё же столичной. Один из престижных телеканалов полностью записал его и выдал в эфир. Наметилось участие в нескольких детско-подростковых фестивалях.
И вдруг – срыв! Не большой, не судьбоносный, но всё же срыв. Я увиделся с воронежским Марио, когда гнесинский преподаватель с колоритным отчеством Христофорыч выставил его за дверь.
– Почему?
– Фонограммы перепутал, – ответил Женя З. – Кассету не ту притащил. Потом что-то с горлом. Так, пустяк. Мороженого объелся.
За дверью послышался визгливый голос, пытающийся добраться до верхних нот.
– Коммерческая девица, – пояснил Марио. – Ну, платит за учёбу. Сейчас в Гнесинку и таких набирают. Нет таланта – плати! Нас, бесплатников, всё меньше и меньше.
– Обучение «без средствов», – сказал я голосом мультяшного почтальона Печкина, – это ещё не показатель таланта.
Лицо Марио исказилось, и я поспешно перешёл на серьёз:
– Мне давали видеокассету с твоим последним концертом. Что-то там есть… Непринуждённость, искренность. Но эстрада – дело шальное. Орёл – решка… Попал в струю – не попал… Что будет, если выпадет решка?
– Не выпадет!
Можно было оставить его в этой наигранной уверенности. Но мне давно, может, со времён Шатунова, может, ещё раньше – со времён «раненой птицы» Сергея Парамонова, не давал и не даёт покоя один звук: шипение «звёздочек», скатившихся с лучезарных высот популярности в лужу повседневного. Падают звёзды – загадывай желание, что ли. Падают «звёздочки» – молись о чьей-то загубленной судьбе. У глупышек-«звёздочек» и у звёзд-матрон разные траектории падения. И последствия разные.
– Расскажи, если не против, чем ещё увлекаешься? Физика там… Математика… Литература, может? Кружки и факультативы? В твои годы нужно всё попробовать.
– Занимаюсь, – сквозь раздражение выговорил Марио из-под Воронежа. – Одно время биологию любил…
Он начал было:
– Даррелла стал читать… Потом «Про пруд». Эксперименты стал пробовать, – но не смог сдержать новой волны раздражения, объяснимого, но не имеющего громоотвода. Неглупый парень, он знал причины, по которым эстрадная судьба определяется чаще всего решкой, а не орлом, и не мог винить в том своего случайного собеседника, то бишь меня.
Но раздражение его искало выхода. Поэтому «Марио» повторил:
– Эксперименты проводил. С букашками. С таракашками. Потом, потом…
Он замер. На его лице загуляло эхо творческого поиска, мимика вдохновения.
– Потом с крысами экспериментировал!
Я инстинктивно поморщился, и это лишь раззадорило юного воронежца.
– Да,