– Ельцин, – улыбнулся Билл и посмотрел на Натку Белюшину.. Зал взорвался такими аплодисментами, что сомнений в оценке ребячьих симпатий не возникало. 10 баллов!
Проставить «отметки» другим политикам оказалось не сложней – так разнилась подростковая реакция на их фамилии.
«ЖИРИНОВСКИЙ – 5 баллов.
БАКАТИН – 1.
ТУЛЕЕВ – 3».
– Макашов, – произнёс Билл Келлер.
Зал молчал.
Молчали и Антон Помещиков, и Натка Белюшина, и Тима Нестик – столь непохожие друг на друга. Молчал, о чём-то думая, Юра Погорелый, телезвезда «Останкино».
Я спокойно поставил возле последней фамилии политика «нолик», не особо вдумываясь, что он значит. А «социологическую» тишину скомкал чей-то возглас:
– Смотрите!! Снова закручивается Он!! Там, справа!!
По правому берегу бухты, за бочками лагеря «Комсомольский», над горами кипел видимый воздух. Он дрожал там, взрывался клоками ещё с утра. Ещё с рассвета грозовое облако пыталось свить себя в смертоносную кудель и дотянуться ею до моря. Но утром этого не удавалось облаку. А сейчас…
Ясно виделось, что подложка тучи вовлечена в круговое вихреобразное движение. И в продолжение этого движения тянулся от облака белёсый хоботок. Тянулся к морю, к массам…
С нещадной беспомощностью вдруг понялось, как всё это будет сейчас действовать. Уродливый и смешноватый поначалу хобот коснётся воды. Враз потемнеет, посинеет. От облака передастся вниз бешеный напор энергии, натужный, упрямый, необходимый, чтобы оторвать от поверхности моря кубометры воды. Потом воронка поползёт в гору, обочинно обдав нас моросью и озоном. А потом над горами раздастся хлопок, намного больший, чем когда лопается полиэтилен с водой. И по сухому руслу ринется с гор Непоправимое.
…Хоботок, не дотянувшись до штормящего моря, замер. Стало видно, что вихревую круговерть, раскачивают какие-то иные резонансы, что хоботок тает, укорачивается и – исчезает. «Он» исчезает!
Разговор в столовой, прерванный на фамилии «Макашов», зажужжал вновь. Непосредственность лагерной жизни, да и жизни вообще – восстановилась. Правда, ненадолго: недалёкий от «Орлёнка» Форос уже готовил свои шоковые для всей страны обстоятельства; близилось 17 августа 1991 года.
Но я не о тех событиях, я о нынешнем октябре.
Когда ночь на 4 октября разнесла по всему миру телекартинки: грозовое кипение людских толп, Макашов, призывающий к штурму Останкино… когда в любой российской квартире почуялось, как пахнет тёплая кровь на холодном ночном асфальте… когда столкнулись собственная беспомощность со стихийной Непоправимостью, – тогда и вспомнился «Орлёнок». Смерч. Молчащие подростки.
Вспомнились разговоры ребят о смерче: Он рождается в грозовых тучах… Он предпочитает двигаться по руслам высохших рек… Вспомнилось их ледяное отрицание фамилии «Макашов».
Эти