Агапов напряженно работал, чтобы каждый раз, сопоставляя тысячи намеков, обстоятельств, цифр, прогнозов и оперативных сводок, докапываться до истины. Чтобы каждый раз доказывать – и себе, и начальству – Макс вне подозрений. Он – наш боевой товарищ и помощник в борьбе с сильным врагом.
Назвав в театре Конина Максом, Агапов сделал, как он думал, сильный и единственно верный ход. Он тронул сеть, раскинутую невидимым противником. И теперь должен был убедиться, что враг попадет в свою же ловушку. Если Конин окажется явным агентом Абвера или агентом-двойником, тогда можно будет использовать ситуацию в свою пользу. Опытный контрразведчик, Агапов знал, как и какие выгоды можно извлекать, грамотно используя перевербованную агентуру.
На самом ли деле Конин и есть тот самый Макс – это и предстояло выяснить Агапову. Задача непростая и крайне опасная. Ведь на кон в игре, в которую пришлось ввязаться Агапову, была поставлены не только его, Агапова, послужной список и жизнь, но и жизнь генерала Демидова, жизни сотен тысяч солдат и офицеров армии, готовой на днях перейти в Восточной Пруссии в решительное наступление.
– Вот что, Шилов… – сказал наконец Агапов.
– Слушаю, товарищ майор.
– Охрану Конина усилить. Выставить дополнительные посты. До получения решения о нем из Москвы – никого к нему не пускать. Все понятно?
– Так точно, – хмуро сказал Шилов, уходя исполнять приказ.
Глава четырнадцатая
Берлин. 1944 год, август
Трещал киноаппарат – в зале для закрытых просмотров Министерства юстиции показывали киноотчет о вчерашнем заседании Народного суда. Судили заговорщиков, осмелившихся свергнуть фюрера и власть национал-социалистской партии.
Многих из тех, кто угрюмо толпился за кованой решеткой, Вильке хорошо знал. Но теперь он ни за что не сознался бы в этом. Вид этих бывших людей, а теперь недочеловеков, поднявшихся против режима, против самого Адольфа Гитлера, этих подавленных, осунувшихся, давно небритых мужчин, поддерживавших скрючеными пальцами брюки (у них специально, по личному указанию фюрера, отобрали подтяжки, ремни, галстуки) и стыдившихся своих немытых исподних рубах, внушал ему отвращение. Доктор Роланд Фрайслер, председатель фольксгерихта – высшего имперского суда, бесновался под кровавым полотнищем со свастикой, визгливо выкрикивал провокационные вопросы и глумился над подсудимыми, называя их « свиньями», « крысами, тонущими под килем линкора германской истории» и «подлыми наемниками масонской плутократии». Фрайслер брызгал слюной, и Вильке казалось, что вот-вот судья выскочит из мерцавшего экрана, вцепится мелкими зубками в предплечье.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст