– Это как понимать? Беспробудный сон в постели?
– ОДР – расшифровывается так – Окружающим Дарить Радость.
– Ох, и дурной же ты, Косолапый! – и накрыла меня в поцелуе, копной волос, с ароматами знойного лета.
Я засыпал. За стеной выл ветер. Будильник оглушительно выбивал из крышки стола счастливые секунды. Последние мысли моего тающего сознания, были об Айсылу. Я был по-настоящему счастлив. Как правило, сделав приятное другим, я находил в этом для себя удовлетворение, и наслаждался только мне понятным чувством радости.
Проснулся от требовательного звона будильника. Айсылу уже гремела посудой. Спать больше не хотелось. В голове стояла ясность и оправданность всех моих прошлых и будущих поступков. Теперь я никого не боялся. Ветер, словно озверев, налетал на дом с трех сторон, пытаясь сдвинуть его с места и поднять в воздух. Но дом лишь отплевывался дымом. И ветер, как будто поняв бессмысленность своей затеи, грохнув от досады по крыше куском оторванного железа, и укутавшись в снежную пыль, мчался дальше в поисках чего попроще.
Фарукшин, свесив босые ноги с кровати, искал глазами во что обуться. И нечего, не найдя, окликнул дочь. – Айсылу, доченька, моих валенок не видела? – У меня. – А свои где?
– На печке. Пусть в тепле будут. Скоро ехать.
– Как ехать?
– Ну, папа, ты же понимаешь, что транспорт краденный. И пока не хватились надо поставить на место.
– Краденный? Что украли? Кто украл? Караул! – улыбаясь спросонья и ничего не понимая, заговорила хозяйка дома.
– Вставай старуха, они уезжают. Проспишь все на свете. Она, сладко потянувшись, Точно так же как и Айсылу почесала макушку и ловко накинула, белый в розовых цветочках, платок.
– А может, переждете, – сказала она, глядя на меня в упор. С таким видом как будто от моего решения зависело все. – Слышишь? Во дворе такое разыгралось, что добрый хозяин собаку из дома не выпустит. А вы все-таки люди
К половине пятого, наскоро позавтракав и уложив в сани ее нехитрый скарб, который состоял из мешков с картошкой и мукой, чемоданов, подушек, ватного стеганого одеяла и электрического самовара, тронулись в путь.
Было так темно, что дальше головы коня ничего не было видно.
Малыш, подгоняемый ветром, бежал рысью, то и дело, фыркая от снега, забивавшегося ему в ноздри. Ехали долго. Айсылу, укрывшись с головой, молчала. Молчал и я. Потому-что при таком вое ветра говорить было бесполезно. И я сев спиной к ветру вспоминал, как мы прошлым летом на районном сабантуе с Малышом взяли первый приз по скачкам.
Долго тогда не соглашался Пред отпускать своего любимого коня в район. Но когда привезли кубок и цветной телевизор, расплылся в улыбке: «Ну, молодцы! Я не ожидал от вас таких подвигов!»
Вдруг Малыш встал. Я натянул вожжи. Конь, два раза сильно дернувшись,