Отче наш, еси на небеси,
охранял крестом да иконами
Не унять Русь-матушку, не сдержать.
С вилами да флагами кто куда.
Воевать с бедой, словно пить-гулять.
Кровушка да водочка – всё одно вода.
Разговлялись досыта, до крови.
Воевали злыми да босыми.
По острогам прятались от любви.
Отмывались чистыми росами.
Не унять Русь-матушку, не сдержать.
Славой да солдатами от души.
Доля её женская – мужиков рожать.
Да отмерить каждому свой аршин.
И гуляют сироты по Руси.
Всё по тем же грабелькам, босиком.
Отче наш еси на небеси…
А они, как водится, далеко.
2010
Исход
В заповедном саду кто-то вынес врата,
а старик ничего с этим сделать не мог.
И, не сняв башмаки, в рай валила толпа.
И не просто толпа… Бесконечный поток.
Прилетел Серафим, с ним крылатый спецназ.
Предлагал перекур, умолял подождать.
Только всё это зря, им никто не указ.
И ори не ори, им как с гуся вода.
Полноводной рекой проплывала толпа,
чёрно-траурной лентой затмив горизонт.
Серафим прошептал: «Мировая война…
Мы уходим, старик, здесь нам быть не резон».
Но апостол сказал: «Буду здесь до конца.
Ты лети, Серафим, всё Ему расскажи.
Неужели всё это по воле Творца?
Или чёрт отключил автономный режим»?
Время шло на закат. Не кончался исход.
На земле до небес вырастали грибы.
Превращался эдем в кущи райских болот.
На земле города превращались в гробы.
А наутро старик с перекошенным ртом,
вдруг по волчьи завыл: «Вместо солнца луна!
Вместо неба дыра! Что же будет потом?
Дай мне, Господи, сил! Пропади, Сатана»!
Громкий голос Творца прогремел в унисон:
«Всё устроено так – нет концов и начал.
Всё, что было, забудь. Это только лишь сон.
Успокойся, старик. Просто я задремал»…
Всё вернулось назад. И, былое забыв,
над землёю опять полыхает заря.
И беспечный народ ходит в лес по грибы.
И живут города. То ли впрок, то ли зря…
2011
КАЙссоль
Ассоль жила в порту. Который год
вдоль берега, блаженная, босая
ждала, бродила, верила – вот-вот,
войдёт фрегат, алея парусами.
Болтались корабли, играл прибой.
Стелился дым на зарево заката,
как вдруг пришёл, уже чуть-чуть седой,
печальный Кай, но как всегда поддатый.
Подравшись с Гердой, он пустился в путь.
Опять к Той Самой. И плевать, что стерва.
А тут глядит – босые ноги, грудь…
В душе тоска… Измотанные нервы.
Конечно, что то вспыхнуло, зажглось.
Он убедил её не ждать напрасно.
В морях опасно. И уже лет сто
не ставят парусов, тем паче, красных.
Не возражал