Холодное время. Фред Варгас

что майор Данглар не преминет сделать пару ученых загогулин, и это слегка удлинит его повествование, но им было не привыкать. Майор Мордан, заинтригованный женщиной в лесной избушке и зловещей башней, вытянул длинную шею, увенчанную сморщенной головой, и сразу стал похож на пожилую цаплю, меланхолически поджидающую рыбу. Мордан слыл тонким знатоком сказок, что, впрочем, являлось слабым подспорьем для службы в уголовном розыске, равно как и недюжинные познания Вуазне в области ихтиологии – науке о рыбах, Адамберг в конце концов уяснил это. Особенно хорошо он разбирался в пресноводных рыбах. Страсть Вуазне, правда, распространялась на животный мир во всем его многообразии, так что он сразу задумался, какие именно представители семейства вороновых населяют башню, – галки, вороны или грачи?

      И только тихий и незаметный Жюстен, сидевший рядом с Ретанкур, которая с легкостью могла сдуть его с места, аккуратно все записывал.

      Пока Адамберг отдирал с брюк колючки, Данглар пустил по кругу рисунок загадочного знака, и все по очереди растерянно качали головами, за исключением лейтенанта Вейренка де Билька, пиренейца и уроженца тех же мест, что и Адамберг. Вейренк на мгновение задержал бумажку в руке под внимательным взглядом комиссара, помнившего, что его земляк в первой своей жизни преподавал историю.

      – Никаких идей, Вейренк? – поднял голову Адамберг.

      – Не знаю. Это репейник?

      – Да, прошлогодний. Он высох, но все равно здорово цепляется. Мне лично это напоминает гильотину. Давайте, Данглар, вам слово, только не застревайте слишком долго на Жозефе Игнасе Гильотене.

      Довольно вялый доклад Данглара о Людовике XVI, округлом лезвии и его последующей трансформации в прямое и наклонное, был встречен растерянным молчанием. Только Вейренк усмехнулся, глядя на Адамберга, и на сей раз в его задранной губе и косой улыбке чувствовалось скрытое удовлетворение.

      – Революция? – спросила Ретанкур, сложив полные руки. – На этой идее, я думаю, можно поставить крест?

      – Я ничего не утверждал, – отозвался Адамберг. – Я лишь сказал, что меня это наводит на мысль о Революции. Экспертиза показала, что знак начертили именно так – сначала две вертикальные палочки, потом изогнутую линию, потом наклонную перемычку.

      – Идея красивая, – вмешался Меркаде, который в кои-то веки бодрствовал, проявляя максимальную живость ума.

      Меркаде, страдая гиперсомнией, вынужден был каждые три часа уединяться для сна, и весь личный состав, сплотив ряды, скрывал этот факт от дивизионного комиссара.

      – Но все же, – продолжал он, – не совсем понятно, откуда взялась гильотина смешанного революционно-монархического типа в контексте исландской трагедии.

      – Совершенно непонятно, – согласился Адамберг.

      – Тем более у нас нет никаких подтверждений тому, что речь идет об убийствах, – сказал Ноэль хриплым голосом, засунув кулаки в карманы кожаной куртки. – Может, наши покойники, Алиса Готье и Анри Мафоре, воспылали