Дом офицеров – это было культовое место. Во-первых, я помню, там был певец армянский, исполнял хорошие песни, а после этого уже были танцы. Тогда уже танцевали вальс, танго и фокстроты – фокстрот «Линда», фокстрот «Гамбургский». Это тоже фокстрот, но там совершенно различные движения… «Линдочка» и «Гамбургский»… Я еще в школе танцевать вальс научился. Без вальса вообще было невозможно тогда представлять ни один вечер. И все это умели делать. Потом появился фокстрот «Рио-Рита»… Ушли эти краковяки и прочие тустепы, которые до этого были самыми распространенными. Уже в десятом классе подростки танцевали танго, фокстрот и вальс. Вальс вообще казался самым-самым красивым танцем. Особенно, если ты можешь и влево, и вправо вести барышню.
И вот в тот вечер я решился. Один раз пригласил, второй, третий. Разумеется, там еще были соперники. Но я просто к ней прицепился, решил, что это – судьба. Потом проводил домой. В общем, узнал, где живет.
На следующий день, уже в красивой летной форме, разыскал Светлану. Потом я четыре раза проводил ее домой.
Однажды я иду, проводив Светлану, через кладбище. И там группа ребят: «Ты чё сюда ходишь?» А у нас был такой район, так называемые Чередняки, где очень много шпаны было. И там ребята свято хранили своих девчат. Мзду требовали, а могли и побить – что ты ходишь на нашу улицу? Я чувствую, там шпана, лет четырнадцать-пятнадцать, пырнет ножом, и все, все разбегутся. Я постарался стать к какой-нибудь оградке поближе, чтобы со спины не зашли.
– Что, хочешь офицерский прием показать?
– Зачем мне вам приемы показывать? Я просто…
– А что ты тогда ходишь?
– Провожал девушку…
– А знаешь, кто она?
– Знаю, хорошая девушка…
И еще что-то такое. А тут как раз в это время произошло, взорвали ядерную бомбу на Новой Земле. В общем кто-то спрашивает:
– Скажи, а чем отличается атомная бомба от ядерной бомбы?
Конечно, сильный заход! В общем, я им начал объяснять, и кончилось все тем, что мы сели на оградки и стали разговаривать. Еще вопросы:
– А как самолет летает?
– Это ты тут летаешь постоянно?
– Конечно, я летаю.
– Так начал бы с этого, что над нами летаешь. А мы думали, кто тут летает…
Короче, кончилось все тем, что они высказали:
– Мы тут никому не позволим… Мы будем ее здесь оберегать… Дай закурить?
– Ребят, не курю я, и вам бы советовал не курить, зачем вам это нужно?
Я, кстати, действительно тогда не курил. А уже потом, в 1965 году, я летал на Кубу, а там настоящий культ сигары. Практически у каждого во рту «гавана». Дым у сигар противный, запах кошачий. Вот тогда я и попробовал сигареты, чтобы хоть как-то забить сигарный дух. И неожиданно пристрастился. Курил после этого два года, да так, что пальцы от табака пожелтели. А в 1967 году у меня родилась дочь. И вот стою на балконе своей квартиры в Звездном городке, рядом Оксана в колясочке лежит. Я затягиваюсь, и дым попадает под капюшон к малышке. Дочка закашлялась, и я тут же дал себе слово, что больше эту гадость