Витьку Пашкин мат при девушках задел за живое. Чего греха таить, Витька и сам крыл матом, но никогда не позволял этого при девушках или дома в присутствии бабки. Он назло Пашке не стал спешить. Словно испытывая его терпение, попросил у него же папиросу, закурил, а потом уж снова продолжил про Агашу:
– Мужик тот, Трифон, любопытным слыл, не раз попадало ему за это самое по сопатке. Он, конечно, тут же задумал проследить за Агашей. Так за ней в кальсонах и попёрся. Огородами, огородами, не выпуская её из вида, шагал следом к большаку. И вот тут, как Трифон, после всего ополоумевший, рассказывал, вскоре главное действие началось… Подождал, говорит, где-то с полчаса за кустами. Слышу, мол, конь храпит, топает за поворотом и резво вылетает на прямую. Агаша выскакивает коню наперерез, и тот враз на дыбки перед ней. Он в телегу был запряжён, а вожжи у ведьмы. Одной рукой вожжи держит, а в другой руке у неё верёвка, и она ею хлещет по коню со всей своей дурной силой. Ведьма Агашу-то как увидала, затряслась вся, а Агаша недолго думая вырвала из ведьминых рук верёвку, да энтой верёвкой по ней, по ведьме, значит, раз ли, два ли звезданула. Взвыла ведьма, по имени Агашу называет, просится отпустить коня – покататься, мол, в преисподней взяла. Агаша напоследок ещё разок нечистую огрела да пошла от большака с верёвкой-то, а конь развернулся да назад туда, откуда прискакал, ну и, конечно, ведьма тоже в телеге с ним за поворотом скрылась. Агаша, глазами проводив их, тем же путём в деревню возвратилась, сразу подошла к тому двору, где висельник раньше жил, и швырнула верёвку во двор… Вот вся история, что с Агашей была, а мужик тот, Трифон, я уж сказал вам, полоумным стал и седым, всё одно что лунь. Утром верёвку ту нашёл во дворе отец висельника, удивился, конечно, деревенским показывал. Ему, оказывается, в ту же ночь сын покойный приснился: спасибо, говорит, папаня, что верёвку забрал, очень больно, говорит, меня ведьма стегала ею… Всё, конец, пацаны. Поняли, наверно, что конь, получается, он и есть сам висельник…
– Ой, страшно как! Зачем ты, Витька, только рассказывал это нам на ночь глядя, – спустя некоторое время, прошедшее при гробовом молчании, тихо, почти шёпотом, сиплым голоском проговорила Женя.
– Да уж страшно, что ли? – захорохорился Пашка. – Сказка это, такого не бывает! Бабушка Витьке, наверно, рассказала, а он нам тут жути нагнал.
– Хотите верьте, а хотите нет! За что купил, за то и продаю, – пожал плечами Витька. – Ты же сам, Пашка, подбивал меня рассказывать, а теперича тянешь.
– Может, спать, ребята, пойдём, а то у меня такое чувство, вроде сейчас ко мне кто-нибудь страшный из кустов лапу протянет и схватит, – снова просипела Женя, уже теперь жалобно.
– Пойдём! – сейчас же поддержали её Воська и Вадик, сказав это одновременно. – Куда-то даже вино из башки моей смылось, тверёзый после Виткиной сказки стал как стёклышко, – добавил Вадик.
– Э-э, мужики,