Я вздохнул, провожая взором пикирующую к воде чайку.
– Марина?
Проведя тыльной стороной ладони по обгоревшему лицу, я смахнул капли пота. Надо же. Правду говорят, что человек на семьдесят процентов состоит из воды. А в мозге этот процент еще выше. Можно сказать, что мозг и не мозг вовсе, а розовая слякоть, становящаяся серой после вскрытия черепной коробки. Вы спросите, откуда такие вещи знает школьник вроде меня? Ха. Я еще и не такое знаю…
Я пополз к любимой.
– Марина?
Тронул ее за локоть, но Марина не реагировала. Глаза девушки закатились, а грудь ходила ходуном, будто под ее кожей устроили гоночный мини-ипподром. Я аккуратно отвернул край блузки, разглядывая ее рану. Кожа вокруг пулевого отверстия покраснела и опухла.
– Мудило гороховое, – буркнул я, имея в виду ее отца. – За каким чертом ты взял с собой «пушку»?! Все равно тебе ничего не помогло!!
Последнюю фразу я буквально проорал, с бешенством потрясая кулаком.
Я не помнил, в какой момент мое сознание провалилось в ущелье забытья, но когда я открыл глаза, солнце уже устало опускалось к горизонту.
С огромным трудом я отлепил голову от вонючего днища лодки, крутя по сторонам затекшей шеей.
– Ты видишь звезды? – хрипло прошептала Марина.
Она лежала, вытянувшись по струнке, словно часовой, и взгляд девушки был устремлен в небо.
Я поднял голову. Никаких гребаных звезд там не было.
– Нет. Наверное, через час, – предположил я, с трудом ворочая опухшим языком. Говорить становилось все труднее и труднее.
Марина засмеялась старческо-скрипучим смехом.
– Ты дурак, Витя. Смотри, сколько их. Раз, два, три… все небо в звездочках. Я могу… могу считать их всю ночь и то не пересчитаю. Правда?
– Правда, – согласился я, понимая, что спорить с ней бессмысленно. – Однажды я прочитал замечательное стихотворение.
Она ничего не ответила.
– Кажется, оно написано про нас… Хочешь, я прочту тебе его?
– Давай, – равнодушно отозвалась Марина.
Мне стало обидно, но я решил не показывать своих чувств. Откашлявшись, я начал:
– Из края, где меня не ждут,
В места, где суждено сгореть,
Я завтра навсегда уйду
Искать свою подругу – смерть.
Она костлява, что ж с того,
Она жадна, но мне плевать.
Зато смогу я ей отдать
То, что не грело никого.
Я перед ней сумею спеть,
Мне вскоре надо замолчать.
Она позволит… Ей и мне
На свете нечего терять.
Затем река ушедших лет
Нас к берегу свезет тому,
Где счастья и несчастья нет,
Где свет вовек не сменит тьму[1].
После этого несколько минут никто из нас не проронил ни слова.
Солнце