С медицинской точки зрения это было, наверное, логично – резко перегрузил сердце.
– Но ты, – грозила Лиля кулаками пустому потолку, – где твоя логика!
Вернуть отца, и мужа, и сына, и тут же – о боже, свекровь, что она скажет свекрови!
Впрочем, все это было позже, а в то утро, когда Лиля выползла, зевая, из спальни и нашла Мишу на диване, в спортивных трусах и футболке, с головой набок и безвольно свисающими руками, она почему-то все поняла мгновенно, завыла, заметалась, схватилась за телефон, одновременно трясущимися руками запихивая в приоткрытый рот целую пригоршню аспирина – но часть ее отстраненно наблюдала за всеми этими манипуляциями с каким-то еврейским фатализмом. Она ждала этого с тех пор, как пылесосила книги.
Скорая – двое ребят и скуластая девочка – приехала через семь минут, но за эти семь минут Лиля забыла английский. То есть, понимала, о чем ее спрашивают, но ответить могла бы только по-русски, поэтому просто молчала. Они разобрались: ребята сразу направились в комнату, а скуластая ловко оттеснила Лилю в кухню и заговорила было по-испански, но поскольку Лиля все так же молча пялилась на нее, вернулась к английскому и завела какой-то неуместный разговор:
– Как сегодня жарко, а в вашей стране тоже так жарко?
– Да, летом жарко, – сказала Лиля и удивилась: вспомнила!
– А в Сан-Франциско, – продолжала скуластая, неторопливо раскладывая бумаги, – летом прохладно.
Я прошлым летом ездила к друзьям, а у вас есть друзья?
– Наверно, – неуверенно ответила Лиля.
– А не помнити ли вы чей-нибудь номер телефона?
Лиля напряглась и вспомнила телефон Айрин.
– Очень хорошо, – похвалила скуластая и на секунду вышла.
– А номер мужниной карточки социального страхования случайно не помните? – спросила она, вернувшись.
Лиля продиктовала.
– Отлично, а дети у вас есть?
– Сын, – сказала Лиля.
– А сколько лет? – настойчиво продолжала разговор скуластая.
– Девятнадцать, – сказала Лиля.
– Быть не может, – сказала скуластая, – вы сами выглядите на девятнадцать.
Тут Лиля боковым зрением увидела, что Мишу вывозят на каталке, и бросилась было туда, но смерчем ворвалась Айрин, прижала Лилино лицо к мягкой груди и не отпускала, пока не увезли Мишу, пока совсем не стемнело, пока Лиля не собралась с силами позвонить Аркаше и сказать страшные слова: «Папа умер».
Лиля дала Айрин завесить зеркала, от шивы отказалась, но на раввина согласилась: пусть. Потом в комнате с темной мебелью агент, похожий на раскормленного пингвина, показывал каталог, журчал о прочности и долговечности. Лиля ткнула пальцем в первую попавшуюся картинку, пингвин воскликнул:
– Отличный выбор! – и защелкал калькулятором.
Лиля тупо таращилась на икебану из сухоцветов. Если сухоцветы к несчастью, то здесь