Несколько секунд в зале раздавалось легкое шуршание, словно ветерок играл конфетными фантиками, над некоторыми ступенями помоста появился серебристый дымок. Когда же все стихло и рассеялось, оказалось, что кошачьи головы и тела исчезли, и теперь все пространство помоста занимают светловолосые, синеглазые, красивые и очень молодые на вид крошечные люди. Жесты, повадки, выражения их лиц однозначно говорили – это вовсе не дети. Джинсы, свитера, платья, юбки – привычная городская одежда, только очень хорошего качества, явно не из китайско-турецких бутиков. Общим у присутствующих было одно – обмотанные вокруг шеи шарфы – дымчатые, переливающиеся, меняющие цвет в зависимости от настроения хозяев. Сейчас все они мерцали приглушенно-серым в черный отлив траурным светом.
– Отлично, – оглядела зал красавица с трона и кивнула взволнованному человечку: – Продолжай, Роб.
– Ее колени, – кэльф все еще задыхался от бега, – они краснеют… Беды не миновать.
– Надо идти к котрифею. Другого выхода, похоже, нет.
– Открыться? Нарушить все правила?
– Однажды мы уже ходили к котрифею, Шона, помнишь январь сорокового, прошлый век?
– И что? – Женщина на троне вздохнула. – Он-то поверил, почти сразу стали делать ящики для экспонатов, описи. Год в Сампсониевской церкви плотники трудились. А на второй день войны уже и упаковку коллекций начали. Через неделю первый эшелон в эвакуацию ушел. С самым драгоценным. Нет, котрифей тогда все, что мог, сделал. Если б не он, Фимбульветер и нам бы не пережить.
– А в семьдесят девятом? Вспомните…
– Тогда другой котрифей был. Но тоже поверил.
– А толку? Сколько мальчишек полегло. У смотрительницы из Античного зала внук, у реставратора-механика сын…
– Нас-то не коснулось, хотя могло, если б разрослось.
– Сейчас может разрастись.
– Давайте так, – Шона подняла руку, прекращая споры, встала. – Котрифей – последнее дело. Сначала сами. Похоже, мы ухватили самое начало. Сохмет только-только начала просыпаться. Надо поговорить с Баст. Конечно, на свою сторону мы ее не перетянем, но можем помочь ей проявить свою силу, наполниться любовью, заставить Сохмет вспомнить, что Бастет – ее вторая ипостась, добрая, светлая. Многократно бывало: Баст пересиливала Сохмет.
– Баст и сама уже пыталась, – грустно сообщил кэльф-лазутчик. – Пока я там был, она все время уговаривала, и по голове гладила, и на ухо что-то шептала.
– А Сохмет?
– Скинула с себя, да и все. Как сор с плеча смахнула.
– Тем более нужно помочь ей вспомнить, что она и Бастет – единое целое.
– Да как?
– Сохмет должна заснуть. Только тогда Баст сможет ее одолеть.