– Птица, – мальчик неожиданно прытко вскочил на ноги. – А что такое шоколад?
Люди очень любят свои привычки. В душе каждый из нас жаждет чуда или просто чего-то необычного. Однако когда эти нежданные перемены стучатся в дверь, мы частенько остаемся глухи и стараемся ничего не замечать. Более того! Неожиданности вызывают у нас стресс и раздражение пополам с желанием вернуть расшатанную повозку обыденности в устойчивое положение. Нечто подобное испытывал актер, когда шел по направлению к своему подъезду, держа в одной руке теплую ладонь нового знакомого, а в другой поводок недовольного короткой прогулкой Баронета. Злость на самого себя в душе старика смешивалась с неуверенностью, жалость с брезгливостью.
Медленный старый лифт доставил их на шестой этаж, лязгнул и остановился, предлагая пассажирам самим открывать двустворчатые двери кабины, а затем и скрипящую калитку металлической шахты. Пять шагов по сумрачному, пахнущему картошкой и сигаретами коридору, и вот она – квартира. Старое гнездо старого человека. Актер шагнул через порог и удивленно огляделся. Затхлый аромат холостяцкого жилья давно не вызывал у него отторжения. Но теперь старик словно бы мог провести черту, дистанцироваться от окружающей действительности. Очевидно, причиной тому был удивительный запах, исходящий от нового знакомого. «И Баронет его ни разу не укусил», – подумал актер, провожая гостя в ванную комнату.
– Так значит, тебя зовут Птица? – уточнил актер, когда они уселись на кухне с чашками обещанного шоколада.
– Угу, – гость, чистый и умытый, с упоением поглощал горячий напиток. – Птица – это всегда больше, чем кажется!
– А разве не наоборот? – улыбнулся актер. – Ведь если убрать перья, то птица скорее уменьшится.
– Вот смешной! – Птица, наконец, оторвался от шоколада. – Причем тут перья? Вон они, лежат себе в ванной, а я меньше не стал.
– Да, с тобой не поспоришь, – актер вспомнил мокрые, неопределенного цвета обноски, что наматывали сейчас круги в стиральной машине.
В его новом знакомом было нечто, мешающее задавать обыденные вопросы о семье, прописке, школе. Простая и четкая формулировка словно бы попадала в некое поле, где искажалась до неузнаваемости.
– Так откуда ты? – наконец выдавил актер. На самом деле он хотел спросить адрес.
– Оттуда, – мальчик махнул рукой в сторону окна.
За стеклом в пасмурном небе маячила темная громада высотной башни.
– Из Министерства?!
Гость сокрушенно покачал головой – «до чего же непонятливый!» – выбрался из-за стола и, ухватив актера за рукав халата, повлек того к подоконнику.
– Смотри!
Старик хотел, было, надеть очки, но отчего-то передумал и, чувствуя себя крайне глупо, принялся изучать утопающее в дожде пространство. И, конечно, ничего особенного не увидел. Вот серый брандмауэр соседнего дома с единственным черным бельмом чердачного окна; вот