Впрочем, я уже привык к своей работе и не комплексую. В конце концов, она даёт мне не только верный кусок хлеба, но и массу свободного времени. Немножечко меня мучит совесть, когда я думаю о том, что журнал с моими текстами распространяется по художественным школам и вузам, где его читают дети. Но так и быть, пусть это закалит их и научит не верить в искусстве никому, кроме себя – бесценное качество для художника.
Зато теперь я вспомнил тот давний разговор. А с ним – и то, что рассказывал мне про аcidophileen дружище Порочестер. Ничего экстраординарного – обычная житейская ситуация: дама только-только разошлась с мужем и ещё не решила, радоваться ей по этому поводу или огорчаться. Гордая и не мелочная: без лишних рассуждений оставила новой семье мужа трёхкомнатную квартиру, а сама удалилась в полузаброшенный загородный домик под Ногинском – её личное владение. Ей там, в общем, было неплохо, только немного одиноко: вокруг ни души, только старый ноутбук, который она успела прихватить, покидая былое пристанище. (Этой рухлядью всё равно никто уже не пользовался).
Я был просто убеждён, что такая добрая, отзывчивая женщина не откажет страдальцу, замученному остеохондрозом, в смиренной просьбе о помощи, – тем более, что она всегда симпатизировала мне как дружку её обожаемого Порочестера. Да и лишний клиент ей – ох как не помешает. Деньги-то нужны поди. Такой гордой особе, как бы ни была она неприхотлива, трудно пробавляться в одиночку, на том и строился расчёт, – ах я циник.
Не буду долго рассказывать, как я к ней подбирался, скажу одно: всё вышло так, как я и предполагал. В ответном письме мне был назначен день и час сеанса. (Умница Лена даже не стала задавать мне лишних вопросов, на которые у меня были заготовлены – так и пропавшие зазря – остроумные ответы.)
Оставались сущие нюансы. Например: когда и как сорвать со всей этой хитроумной конструкции покрывало тайны. О Порочестере-то я Лену не предупредил. А меж тем мы собирались вторгнуться на её территорию – и преподносить хозяйке такой сюрприз без её ведома и позволения было бы, мягко говоря, хамством. А я – хоть и бездушный человек, сухарь, но не хам.
Да и самого Порочестера следовало бы морально подготовить к испытанию. Но я всё медлил – боялся, что, узнав правду раньше времени, оба от смущения дадут задний ход. Чёрт бы подрал эту штуку под названием «любовь» – проклятье (пусть и виртуальное!), которое вечно встаёт между людьми, всё портит и делает непреодолимо сложным то, что для безразличных друг к другу людей было бы