Он соотечественниками теми,
Кто, не сумевши разобраться в теме,
Зрит ненависть к народностям иным[90].
«Нечто фантастическое» отсылает к рассказу Шульгина, который, возможно, читал Ленин. Своего рода Дон Жуаном В. В. оставался до конца дней, а Дон Кихотом его называли даже противники вроде Заславского. Он действительно был человеком «без страха», но не «без упрека» – и в личном плане, и в идеологическом, в первую очередь в том, что касается «народностей иных». Но, несмотря на все упреки, дед мне нравится своей исключительной волей к жизни и калейдоскопичностью, совмещающей писательский талант и принципиальность с любовью к риску и легкомыслием.
Прадед Виталий Яковлевич Шульгин
В том, что в Киеве, куда я приехала, отчасти чтобы читать газету «Киевлянин», и остановилась в гостинице рядом с бывшим Институтом благородных девиц, где мой прадед много лет служил инспектором, а прабабушка училась, в очередной раз проявилась воля случая. Из окна своего номера на пятнадцатом этаже гостиницы «Украина» (над Майданом) я видела институт через улицу, справа. Заказывая номер, я, конечно, не знала об этом соседстве, не знала и о том, что там одно время находился НКВД (об этом мне рассказал историк Киева Михаил Кальницкий)[91]. На месте же гостиницы в начале ХХ века стоял Дом Гинзбурга, первый киевский небоскреб в стиле модерн[92].
В день нашей встречи с Кальницким гостиница загорелась; говорили, что пожар начался в «депутатском» номере. Валил черный дым, гостей эвакуировали, по коридорам ходили пожарные. Я пошла в вестибюль, чтобы купить бутылку воды; пришел за водой и утомленный пожарник, с которого тоже спросили денег. От неловкости я отдала ему свою бутылку, сказав администраторше несколько жестоких слов, которые ее не смутили![93] В ту июньскую неделю из того же окна я видела еще два пожара: один на горизонте, другой совсем рядом – слева, в магазинах на Крещатике. Киев во время моего пребывания горел. Местные жители уверяли меня, что такое впервые. Был 2011 год.
Кальницкий отвел меня на могилы моих прадеда и прабабушки на Байковом кладбище. Он быстро нашел их в старой его части, но могилы заросли, и к ним пришлось пробираться сквозь ветки и сорную траву. Два памятника со скульптурными портретами в медальонах сохранились хорошо, но время их, конечно, повредило: стерлись носы; этого следовало ожидать, ведь Виталий Яковлевич умер в 1878-м, а Мария Константиновна – в 1883 году. Она считалась красивой, и это видно по единственному доступному мне ее изображению (на кладбище). Брачные хитросплетения нашего семейства сказались и тут: на памятнике ее фамилия – не Шульгина, а Пихно, по второму мужу; в этом нет ничего удивительного, удивительно то, что похоронена она рядом с первым. Впрочем, мужья были друзьями – «all in the family». Умерла прабабушка на юге Франции, в Ментоне, совсем молодой (ей было всего 39 лет), родив шестерых детей.
М. К. Пихно. Байково кладбище. Киев (2011)
В. Я. Шульгин. Байково Кладбище. Киев (2011)
М. Б. Кальницкий стал моим главным киевским информантом. Он описывал мне