Когда французом называли
Меня задорные друзья,
Когда педанты предрекали,
Что ввек повесой буду я,
Когда по розовому полю
Резвились и бесились вволю,
Когда в тени густых аллей
Я слушал клики лебедей,
На воды светлые взирая,
Или когда среди равнин
Кагульский мрамор навещая (VI, 508)
Ситуация для Пушкина тогда как бы «зависла». Родители же Кочубеи тем временем определили свою Наташу комплектной фрейлиной к великой княгине Александре Федоровне и срочно стали приискивать для дочери подходящего жениха. Предполагаемая партия с будущим генерал-губернатором Новороссии М.С. Воронцовым почему-то не срослась, и Кочубеи остановили свой выбор на графе А.Г. Строганове, свадьбу Натальи с которым сыграли в сентябре 1820 года.
Потеряв после кагульского эпизода доступ к своей пассии Кочубей, Пушкин продолжает, однако, стихотворно думать о ней. В поэме «Руслан и Людмила», над которой он и в послелицейские годы работает, есть вставная, как бы слабовато «привязанная» к основной линии сюжета новеллка – об отношениях двух ведьмаков, Финна и Наины. Новеллка непростая – с двойным дном. На «дне» у нее – отношения Пушкина с никак не решающейся принять его в свои члены масонской ложей, а на поверхности – с никак не дающейся ему в руки «чертовкой», «ведьмочкой» – волшебно преобразившейся Наташей Кочубей.
Необычное имя «НАинА» Пушкин производит, как он всегда это делает, от имени своей любимой девушки – «НАташА», вставным слогом «ИН» придавая ему дополнительный смысл: «Наташа-иная», а то даже и – «наивная». Ведь его реальная Наташа Кочубей по юности, недальновидности своей никак не может, не способна еще понять, что в лице «пасущего», преследующего ее своим вниманием недавнего царскосельского студента перед нею – могучий, лучший российский поэт. Даже, быть может, наслышанная от тех же его «адвокатш» умниц-императриц о его зарождающейся поэтической славе, она к нему равнодушна. Его поэмный Финн сокрушается:
«Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Но робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
«Пастух, я не люблю тебя!» (IV, 15)
Не впечатлила графиню Наталью и человеческая смелость, даже дерзость Пушкина. Весной 1820 года у него что ни день – самые настоящие боевые дуэли. В поэмной новелле он намекает:
Задумал я …
Бранной славой заслужить
Вниманье гордое Наины… (IV, 16)
Однако и это капризную Наину не убеждает. Неужели Наташа по наивности своей думает, что он так и будет добиваться ее всю жизнь? Что ее красоте и юности суждено продлиться вечно? Финн жалуется