Русская философия. Анализ истории (русская национальная мысль). Евгений Небольсин

сторону, то уходим в небытие. Потому что-то иное не имеет вечности Божьей и, если оное было, то давным-давно ушло в небытие, а потому нам ничего об этом не известно. Говоря словами Поля Брега «мы есть то, что едим». Это важное утверждение.

      Понятно, что люди как бы делятся на две части. На тех, кто приобщается к Божественному стихийно и опосредовано, пребывая в трудах и заботах ухаживая за скотиной, выращивая хлеб или работают на производствах. И на тех, кто общается в молитве с Богом напрямую, без каких-либо посредников. Хотя для успеха в делах нельзя разделять одно с другим. Также как нельзя разделять дыхание человека с пищеварением (так не бывает, что одни занимаются только дыханием, а другие только приёмом пищи), ведь это погибель. Нудный тяжёлый, ежедневный труд крестьянина в глубокой древности стимулирует всю природу организма, во время коего каждая фибра тела несет в себе лишь одну цель – улучшить работу мозга, усилить ясность ума в каждый момент. Полезное совмещается с приятным. Но и этого мало, ведь при ясности ума думки разные приходят. Можно впасть в осуждение, да так сильно, что лучше бы этому человеку не иметь светлую голову. А можно жить только добрыми мыслями, ведь от этого человек весел и добр по отношению к другим. Чтобы уму открывались только хорошие картины, человек должен быть исихастом. То есть это не думки о Божественных природах и не воспоминания об ушедшем, а живые межличностные отношения человека с Творцом, реальный контакт в непосредственного общения с Богом, приобщение к Его Энергиям. Надо сказать, что нет особой важности какова жизненная ситуация, во всех случаях важно это единство человека с Божественным. В святом Евангелии это хорошо показано, где Христос и в поношении, распинаемый на Кресте продолжает моление, начатое в Гефсиманском Саду: по-прежнему пребывает в естественных для Бога Троицы отношениях с Богом Отцом и Богом Духом Святым Своим. Меняется лишь сюжет, а потому визуально воспринимаемая форма этого священного делания предстает разнопланово. И так как это есть высшая радость, то потому Сын Божий не осуждает распинающих Его и даже просит за них, о их прощении. Он продолжает думать не о Себе, а об общем деле Святой Троицы, что свойственно только имеющему не померкнувшее счастье любить и быть любимым. Происходящее вокруг, каким бы оное катастрофичным не было, как бы не в силах покуситься на то, что творится в межличностных отношениях Бога Троицы и на Его Природу. Не важно, что творится с телом, если душа пребывает в Боге – это природа экстаза. А с другой стороны, счастливым быть невозможно, когда нет счастья у других. Это в народе называют жалостливостью. Именно поэтому Сын Божий, как и прежде пребывая в высшей экзальтации радости, плачет о своих палачах-распинателей. Этот момент важен для нас ещё тем, что именно он стал определяющим фактором формирования эволюции человечества. Счастье определяет образ человека, но он не мог быть счастлив, когда видел страдающее или умирающее животное, убиенное ради самого себя, также как не