К деревянной ноге нунмот за лапу привязан заяц. Я подошел, сначала, как положено, веревку перерезал, потом сразу горло. Крови заячьей в ладонь набрал и смело руку засунул в мот. Знаю, что если нуну не понравится – откусит. Это всегда испытание для тётыпыка. На ощупь измазал его рот, а сам дрожу. Но ничего, обошлось. Он милостиво поел, каменных зубов не стиснул.
Вечером Кочерыжка спросила, почему это у меня на протезе кровь? Я ответил, что с почтальоном подрался.
Все врут, и я тоже. Взять хотя бы мою историю болезни. Перед свадьбой завязала с дурью, как хорошая девочка. Переломалась в медовый месяц. Смешно, да? Но зачем грузить мужа своими косяками? Наврала, что у меня женские проблемы. Поверил он или сделал вид, однако, молодец, не приставал с вопросами. И правильно. Меньше знаешь, лучше спишь в супружеской кровати. Чистая правда, как чистый спирт, обжигает горло.
Когда Вовке на лесопилке отрезали руку, он тоже хотел скрыть от меня, что случилось на самом деле. Типа несчастный случай. Но я как посмотрела в глаза тем уродам, что привезли его в больницу, сразу все поняла. Стремно им было участвовать в деле, где надо кошмарить своих.
Зашла к Вовке в палату. Он спит от наркоза после операции. Посмотрела на то, что у него вместо руки – обрубок, замотанный бинтами, – и приперло меня не по-детски. Ледяной глыбой да к горячей печке. Я тогда уже два года, как не гоняла кайф по вене в свое удовольствие. Думала, уже всё – гуд бай, Марфуша. А она в ответ: ошибочка вышла.
Костлявой ручонкой взялась мне за сердце и потянула, как яблоко с ветки. Перед глазами черные пятна, будто разглядываешь смерть в бинокль. Нервы дрожат. Хочется орать, лезть на стену, кататься по земле. Но еще больше хочется дозу. Что делать?
Работников в нашей больнице – полторы калеки. Хирург свалил домой, дежурный врач отрубился в ординаторской. У него, когда шел по коридору, в кармане халата, я слышала, звякали ключи. Как сладкая музыка был этот звук. Единственная теплая мысль сидела в голове – про эти ключи. Динь-динь.
На цыпочках подкралась к двери, за которой храпел врач. Сунула нос. Вижу халат на спинке стула. Зашла, вытащила тяжелую связку. Сбежала на первый этаж, где больничная аптека. В окно светил фонарь, не пришлось включать лампочку. Открыла сейф. Отыскала, что хотела. Приготовила раствор, вместо жгута лифчиком перетянула руку и, сидя на полу, двинула в кровь Марфушу. Вовремя. Еще минута, и ужас меня бы забрал.
После укола сразу попустило. Черные пятна убрались. И стало очень-очень стыдно. Как будто со стороны увидела всю картину. Вовка лежит без руки, мент-подонок дома сладко спит, а я трясусь, как последняя зассыха, спрятавшись в углу. От этого позорного зрелища во мне вспыхнула ярость белого накала, как в лампочке, которая сейчас