В глаза бьёт яркий свет, заставляющий нас двоих зажмуриться. Звезда шепчет слова напутствия, но они теряются и глохнут ещё в верхних слоях атмосферы Вавилона, пока Чиар не надоедает это и она сама отделяет частичку себя – синяя птица отправляется за мной. Следить и защищать. Или это надежда Чиар спасти хотя бы крупицу себя?
Свет гаснет далеко за окном – выше последних слоев атмосферы маленького шарика планеты. Мир живых проводов остаётся наедине с медленно плывущими сквозь космос чёрными тенями. Они никуда не спешат. Еда – планеты и звезда – не уйдёт со своих орбит.
На Вавилоне эта ночь, как и предыдущая, обещала быть ветреной и бурой. И, может быть, последней. Но ночь пришла и обрушилась, как…
Занавес.
Часть четвёртая. Ветер за всё в ответе
…У Бога мёртвых нет
И нас у смерти нет.
Сергей Рипмавен. Хроники судьбы
Третью ночь в одинокой квартире, как в одиночке. Здесь поместились бы целые роты, но бродят лишь легионы… мыслей. Боюсь, так и останутся невысказанными, непрочитанными письма, идущие по проводам каждую минуту по десять граммов. Выспаться бы хоть раз, только часы не дают, звонко бьют в потолок каждый убитый час, и телефон… всё звенит, кто-то ошибается, в сотый раз набирая мой номер вместо номера некой Полины. Вот такое одиночество— в собственной огромной, как мир, квартире.
«Вавилон». Планетарная система Чиар
В доме страшно и темно. Особенно когда ты один. Может, чуть отступает страх, например, если ты видишь в темноте или если ты – кот. Может становиться только страшнее, если ты человек – ребёнок. Но всем и всегда не по себе, если ты один.
Квартира не была большой – шесть на восемь мер комнаты простиралось порой так далеко, что, уходя в путешествие в дальний конец комнаты, по возвращении можно было найти горстку или холм пыли на оставленном на кровати пледе. Иногда пыль кто-то счищал, а сам плед складывал ровным прямоугольником и убирал под фиолетовую подушку, по которой путешествовал рисунок мальчишки и старика на сине-стальном шарике-планете. Тогда Мартин знал, вернее, догадывался – что приходила мама, но опять не застала его. Не застала и ушла по своим делам, оставив ему – Мартину – напоминание о своей заботе, о своём сыне. В таких случаях Мартин рывком выдергивал плед из-под подушки. Подушка иногда сваливалась с кровати, и мальчик со стариком на ней куда-то девались. Мартин же быстро залезал под плед, иногда даже не ложась в кровать, прямо на полу, обняв одну из резных деревянных кроватных ножек руками, и засыпал. Плед пах материными руками – да-да, этого ни с чем не перепутать, а ещё розами. Такие цветы мама-Тьма носила в волосах, наряду со звёздами. Но звёзды не пахли, точнее, пахли каждая своим запахом – отдельного человека, часто женщины. Но не мамы. Ни с чем не перепутать. Мама.
Сон приходил быстро.
Каждый раз открывалась дверь, ведущая