Ну, знаете! С моим-то финансовым положением! Я бы с удовольствием отправил её к шефу, но боюсь, он её не примет.
И тут же, будто она произнесла какое-то заклинание, как грибы после дождя, рядом стали появляться её соплеменницы, причём так быстро, что я опять открыл рот, в полной уверенности, что они здесь, прямо передо мной и размножаются.
Толпа росла и галдела как вокзал.
Мой организм ответил оглушительным урчанием в животе, перекрывшим этот гвалт, следом за которым из него исторгнулся громкий пук, впрочем, в ЭТОТ РАЗ мне даже стыдно за себя не было!
Галдящая толпа тоже нисколько не смутилась, видать даже посчитала это добрым знаком, потому что предложения мне посыпались со страшной скоростью:
– Дай на хлеб! Дай на здоровье! Дай на детей!
Я ничего не имею против цыган и мне плевать, мытые они или нет. Но меня бесят всякого рода попрошайки и халявщики! А раз у меня в кармане денег только на портвейн, то и на здоровье, моё собственное, я и выпью сам, естественно!
Но хорошую мину при плохой игре я всё же пытаюсь сохранить.
– Голяк, девчонки! – бодро улыбаясь, восклицаю я.
Это их ни капли не вдохновляет. Их интересные предложения продолжают на меня сыпаться как из рога изобилия. Они считают, что от их предложений невозможно отказаться! А галдящее кольцо вокруг меня продолжает сжиматься, и я чувствую, что вот-вот, и они разберут меня на запчасти.
Неприятное, знаете ли, ощущение. Тем более, когда это бабы.
Я, возможно, в чём-то и даю слабину, но заяц, загнанный в угол, становится тигром, помните об этом!
И я выдвигаю попрошайкам моё контрпредложение. Громко и чётко, так, что слышат не только они, но и вся улица. Прохожие, которые шустро обегали их шоблу, чтобы свалить подальше, вдруг замирают и взирают на действо с интересом.
Я предлагаю им дать. В ГЛАЗ. Каждой.
– Вставайте в очередь, никого не обижу! – декламирую я, и замахиваюсь для пущей убедительности.
Толпа громко закудахтала и растворилась в пространстве. Иначе говоря – табор уходит в небо. Я опять открыл было рот, думая, что всё это мне привиделось, но тут же закрыл, увидев торчащую из-за угла физиономию пожилой цыганки. Она смотрела мне в глаза и что-то нашептывала.
И в голове моей стало вдруг туманиться, но я же не лыком шит.
«Здесь русский дух – здесь Русью!» – решил я и вдохнул полной грудью.
«Нет, уже не пахнет!» – пронеслось в голове, и я использовал свои средства против нечистой силы. Как Гендальф и Илья Муромец вместе взятые.
Нет, не молитву – средства народные, неофициальные, так сказать. Они именуются: кукиш в харю и посыл на первопричину всего земного с присовокуплением пятнадцатиэтажного упоминания всех известных матерей.
Цыганка крикнула по-русски:
– Завтра повесишься! – и скрылась за углом.
Я добавил ещё двадцать этажей народного сленга и показал средний палец тому месту, где она только что стояла. Впрочем, последний жест был уже импровизацией – американский вариант. Тянет