– Этот образ служит для твоего «я» доказательством того, что оно существует. Ликвидируй твое представление о себе – и что останется?
Услышав такое, я испытал прилив немотивированной паники, возникла мысль, что стоящий рядом со мной человек хочет меня убить, что он наверняка прячет оружие – нож или что похуже.
– Это лишь порождение твоего ума, – настойчиво повторил брат Пон. – Оставь его. Скинь, как ты скинул ту одежду, в которой приехал сюда… На самом деле нет разницы… То и другое лишь форма, видимость, за которой нет ничего…
Я моргнул, и паника отступила, рассеялась, душу окутала звенящая, мягкая тишина. Мне стало все равно, как я выгляжу, что подумают тайцы, увидев фаранга в подобном одеянии посреди селения, куда вряд ли ездят туристы.
– Да, я понял, – сказал я, и мы двинулись дальше.
На окраине деревни, состоявшей из единственной улицы, нас встретили собаки.
Подобная свора обитает во всяком переулке-сои каждого из тайских городов, кормится при любом рынке, магазине или ресторане. Разве что здешние псы выглядели еще более дикими, чем их паттайские или бангкокские сородичи, и необычайно активными, особенно для середины дня.
Вожак, черный и мохнатый, как медведь, ткнулся носом в ладонь брата Пона, а меня обнюхал с недоверием. Один из барбосов поменьше гавкнул пару раз, но без враждебности, и псы потрусили прочь, в тенек.
Я собак не люблю и даже побаиваюсь, но к этим отнесся равнодушно.
Мы зашагали дальше, по обочине, мимо выстроившихся в ряд хижин, что выглядели немногим основательнее моего жилища. Под навесом у ближайшей обнаружился дряхлый старик в кресле – на столике рядом с ним стояла открытая бутылка рома, а у ног ползали двое голых малышей.
– Вот она, человеческая жизнь от старта до финиша, – проговорил брат Пон. – Начиная с тех, кто еще не может ходить, и заканчивая тем, кто уже не в состоянии ходить. Только если под себя.
Над стариком кружились мухи, и он выглядел бы мертвым, если бы не шевелился время от времени.
От дома на другой стороне улицы к нам бросилась дородная женщина средних лет. Упала на колени перед братом Поном, сделала ваи – тайское приветствие со сложенными перед лбом руками – и залопотала что-то.
Монах склонил голову набок прислушиваясь, я замер столбом рядом с ним.
Женщина перестала тараторить и застыла, часто-часто моргая, уставившись на моего спутника с робкой надеждой. Он что-то ответил, положив руку ей на голову, и улыбнулся так, что обитательница селения затрепетала.
Вскочив на ноги, она заторопилась обратно к дому.
– Ее муж болен, – сказал брат Пон, глядя женщине вслед. – Врачи помочь не могут.
– А вы? – спросил я.
– Я мог бы, но делать ничего не стану. Такое вмешательство не улучшит ее кармы. Его, кстати, тоже.
– Но разве помогать другим – не благородное дело? – я нахмурился.
– Чтобы помогать другим, ты должен видеть, в чем именно заключается помощь, и быть в