Уличная жара не назойлива, от яростных укусов солнца, щедрого по-царски, скроет тень декоративных растений, стоит присесть на лавку под гигантский гриб из густой листвы, или пройтись вдоль ряда стеклянных витрин под широким пологом палаточных навесов.
Рядом с разгрузочными причалами у основания глубоко врезающегося в бухту бетонного мола с маяком-ограничителем начинался тот пляж. Это был пляж, на котором отсутствовали приметы благоустройства, искусственный порядок. Здесь не было шезлонгов, раскрашенных в апельсин зонтов, кабинок для переодевания с фонтанчиком пресного душа. Ничего. Дико и пустынно. Только салатовые волны накатывали на камни, нагромождённые в безобразный навал.
Отполированные бока камней серебрились. Нижние, у самой воды, вросли в песок. Такие громады – не обхватишь руками. Омываемые волнами, утопающие в моменты приливов и обнажающиеся с отливами, они покрылись пятнами слизью и мхом. Тут и там, куда не ступишь – переплетающиеся водоросли.
От складских построек, продолговатых листовых ангаров с треугольниками крыш и горок из стволов красного дерева, источенные, изъеденные плесенью внутренности которых, как пасти пещер, дышали сыростью, вековым холодом, бежала, петляя в жесткой траве, утоптанная тропинка. По ней спешили на пляж моряки.
Дикарев брал полотенце, плавки и в спортивных трусах и тапочках на босу ногу брел со всеми, обливаясь потом и тяжело дыша – в эти часы было безветренно, флажок флюгера повисал мокрой тряпкой, облепляя скользкий шток. Вдобавок ко всем мучениям песочная пыль (прямо Лондонский туман) сопровождала их, поднимаясь с дороги. Старались не пылить, ступая по-павлиньи в покрытой толстым слоем колее, в волнующейся зыбкости под ногами.
Мимо проносились, обгоняя, наглухо застегнутые легковые автомобили и мотоциклисты в глухих шлемах. Столб пыли застилал все вокруг. Сплевывая песок с губ, все сворачивали на обочину в скудный кустарник в поисках увесистого камешка, отворачивали лица, зажимали носы, из глаз делали щелки. В такие моменты догадка, близкая к истине, объясняла, что испытывают в повседневной жизни азиатские народности.
Дорога занимала минут двадцать. В конце ее все были покрыты, как эта дорога, осевшим на волосы и плечи и хрустевшим на зубах песком. Плавали долго, до изнеможения. На горячих боках камней грели уже не воспалено-красные, а покрытые ровным устойчивым загаром тела.
Изредка приезжали к камням итальянцы, те, которые обгоняли их на пыльной дороге, недоумевая, почему эти люди пешком. Они располагались по всему побережью бухты, ограниченной с одной стороны молом, с другой скалистой оградой, перед которой в воде торчал пупком ровный кружок отмели. Купались они мало, плескаясь