Вся жизнь, сколько помнил, складывалась из отрезков времени, которые наслаивались друг на друга как слоеный пирог. Помогая родственникам на садовом участке, он запомнил, как в раскопанной канаве под фундамент дома разрез лопатой обнажил анатомическую структуру почв. Вначале шел верхний пласт нанесенного ведрами и тележками чернозема и торфа, затем резкая граница, и ниже светлый песок, опять граница, отчетливая, без ломаных линий, и синяя с отливами глина.
Также, разноцветными пластами, без видимых переходов, выстроилась его прошедшая жизнь. Какого цвета был тот период, тол пласт, он разобрать не мог. Может, синий, как та глина, или алый, или ослепительно желтый. Какой-бы не был, но обязательно яркий, до боли, до рези в глазах, до лютиковой болезни на года.
Дикарев не терпел азартных игр, не играл по-настоящему, когда ставка высока и риск запределен. Считал себя хроническим неудачником. Поэтому не искушал судьбу, итак не благосклонную.
Но когда выбрал море, как свою стезю, рискнул. Не сказать, чтобы это была удача, все-таки он долго ждал, и дождался. Как награды за терпеливое ожидание и покорность судьбе, были ему дарованы путешествия и приключения, о которых мечтал с детства, начитавшись чарующих книжек.
Этот период жизни, как дорога в мир неведомого, но знакомого из мира сказок и мифов. Эта дорога легка и невесома, словно воздух или поцелуй, пряма и стремительна, как стрела. Подобно чудесному опьянению в этом путешествии везде сопровождала его нескончаемая музыка, которая звучала даже во сне, не докучая, только радуя. Разве не прелесть – цветные сны, окутывающие ночью, пробуждение от солнца, бьющего в глаза, колышущаяся занавеска у распахнутого настежь окна, пряный запах моря, свежая влага умытого утра, так много обещающего впредь.
И то обещанное изобилие действительно случилось. Искрящееся золотом утро вовсе не мираж, не плод красочных сновидений. На смену этому, самому по себе чудесному утру, приходил теплый Среднеземноморский день, не менее чудесный, загадочный и заманчивый. С наступлением сумерек красный закат разливался по горизонту тягучей кисельной полосой, и ласковый шелест мягкого ветра предлагал необременительную тоску, без которой тихий остывающий вечер был бы невозможен.
Были краткие, но переполненные новизной знакомства с людьми, городами, природой. Все было не так, к чему привык в ожидании, не так, как гадал, совсем наоборот. Не хуже, не лучше. Иначе. Однако это и было замечательно. Это привносило в восприятие окружающего мира неповторимость и ощущение проникновения сквозь покровы таинств. Проникновение в мир иной, не схожий с тем, в котором рос, приобретал штампованные представления о непреложности его устройства.
Первое, восторженное воспоминание, этакая красочная дорожная зарисовка – лучезарный дикий пляж на севере Италии, в городке с певучим (все та же музыка) названием Монфальконе. Доставляло