Однако японские реалии (реалии аристократического сообщества) оказались в результате довольно далеки от литературно-управленческих идеалов Китая. «Кэйкокусю» становится последней императорской антологией на китайском языке. Вместо этого начинают составляться антологии на японском языке. Это знаменует собой важнейший рубеж в сознании элиты. Китайский язык, абсолютно доминировавший до этого в документах официальной идеологии, до определенной степени был потеснен языком японским. В первую очередь это касается поэзии (государственную документацию продолжали вести на китайском, на китайском же составляли большинство философско-религиозных сочинений). Это был вполне «естественный» процесс обратного перехода с иностранного языка на родной, который, разумеется, естественным образом был более привычен и подходящ для выражения эмоций и смыслов местных жителей.
Первое известное автору этой книги свидетельство копившегося раздражения против засилья китайского языка содержится в уже упоминавшемся поздравлении императору Ниммё по случаю его сорокалетия. В конце поздравления, пропетого на японском языке, его авторы (буддийские монахи из храма Кофукудзи) отмечают: поздравление составлено из «исконных» слов «этой», а не китайской (буквально «Таиской») страны, авторы не нанимали для составления поздравления знатоков китайской словесности. Исконные слова – это слова, передававшиеся издревле, слова «присолнечной страны Ямато» (хи-но мото-но Ямато-куни), богатой «душою слова» (котодама). Эти слова, первоначально употреблявшиеся в «песнях», есть слова «божественные» и употреблявшиеся в «божественных действах» (синтоистских ритуалах) и «государевых действах» (видимо, имеются в виду императорские ритуалы и устные распоряжения правителя, адресованные царедворцам). В комментарии составителей хроники к поздравительному адресу говорится, что ныне «слова Ямато», свойством которых является способность «приводить в движение чувства», пришли в упадок, но монахи знают много «старых слов», чему у них и следует поучиться[150].
Эта установка на «вспоминание» старых (т. е. японских) слов и была реализована в императорских антологиях на японском языке. Поэтические антологии, составляемые по указу императора, выступают в качестве одного из главных атрибутов его власти. Право на составление «государственных» антологий оказалось неотчуждаемым – в более поздние времена сёгуны никогда не покушались на него и не издавали приказаний об их составлении.
Современные исследователи, являясь побочным продуктом нашего индивидуалистического времени, склонны подчеркивать «лирическую» составляющую японоязычных антологий, их роль в формировании личности. Особо подчеркивается «любовь» японцев к «временам года», их почти прирожденная «чувствительность» к малейшим сезонным переменам. Действительно, в конце периода Хэйан в «Поэтическом ведомстве» (Вакадокоро) при императорском дворе проводили ежемесячные поэтические сборища,