Затем он взялся за оставшиеся не разобранными полдюжины мешочков и кошельков.
Из четырех одинаковых – черной кожи с тиснёной золотом руной обмена, он высыпал по две горсти денежных камней разного достоинства. Из пятого, серой кожи, высыпалось около полусотни больших изумрудов.
Окинув горку денег задумчивым взглядом, пришелец принялся раскладывать камни разных достоинств[8] по кошелям. Возможно, он одновременно пересчитывал их. Уверен я лишь в том, что шкалы ценностей камней он не переставлял – ничем другим я не могу объяснить, то, что пять больших и две джины малых рубинов он сложил в один кошель с шестью алмазами, каждый из которых стоил всех рубинов. Полдюжины мелких изумрудов он ссыпал в серый кошель к пятидесяти крупным. Сапфиры, не умещавшиеся в один кошель, он разделил по цвету и размеру и ссыпал в два кошеля.
Отложив кошели к книгам, он переместил внимание на оставшиеся мешочки. В трех, покрытых потёками масла, нашлись заточные камни и бутылочки с маслом. Задумчиво отобрав четыре камня разных зёрен и бутылочку… да-да, простите. Я совершенно излишне трачу внимание высокого совета на выслушивание описания перетряхивания вещей мертвых. Я всего лишь хотел обратить внимание высокого совета на факт, что пришелец отобрал четыре заточных камня – столько же, сколько носят с собой вне работы мастера-заточники гномов. Исходя из этого я сделал вывод, что пришельцу не чуждо искусство беседы стали и камня.
Из найденного в остальных мешках внимания высокого совета заслуживают лишь упоминания о мешочек с охранными грамотами, среди которых я различил около десятка отрядных паспортов, и шкатулка с Малым Лезвием Света…
…да, благодарю за подсказку – одним из восемнадцати кинжалов-ключей к вратам, преграждающим средний Сквозьподгорный тракт со стороны круга сэльфов…
… Нет, отнюдь. Артефакт мной доставлен и сразу же передан пограничной страже. Несмотря на риск показаться безумным, позволю себе предположить, что это – подарок пришельца.
Расспрашиваемый сделал паузу. Не услышав ни вопросов, ни фраз возражения, он сделал глоток и вернулся к рассказу:
– В тот момент, когда пришелец поднял крышку ларца и Лезвие начало разгораться тусклым светом, я не смог сохранить мысленную тишину и разум мой возопил дюжиной сумбурных мыслей и эмоций. Были там и радость от созерцания столь ценного артефакта, и черные мыли о том, как получить его. Возьмусь предположить, что пришелец уловил громкий всплеск моих мыслей: он, не прикасаясь к Лезвию, несколько секунд рассматривал его, а потом поднялся, взял шкатулку и поставил её на ярко освещённый край бортика фонтана.
Осмотрев прекрасное смешение струй света со струями воды, пришелец коротко поклонился в сторону шкатулки и вернул внимание к одеялу. К стыду своему, я лишь позднее распознал в этом поклоне уважение, выказываемое дарителем к равному или малознакомому одаряемому, и понял, что поклон этот