Пленные немцы и то с каким-то смешанным чувством вспоминали Россию. Обрусели фрицы. Им тоже померещились хвосты.
Русская эмиграция – перерождение, как смена пола. Не хочу быть пай-мальчиком! Хочу снова быть бабой! Все жалуются. Ностальгия душит до слез. Назад, в бабы. Но ужасно боятся своей родины.
Русские за границей – уже во втором поколении – кастраты. С виду морды еще более или менее те, но начинка другая, не нашенская. Разлагается все-таки вне России русская порода.
Русские, как правило, неэстетичны. Неряшливы. С пятнами. На штанах пятна. На жопе тоже пятна, если не прыщи и пупырышки. Пятнистые гады. Плохо пахнут.
Труд в России гасится с двух сторон. Со стороны позыва и – результата. Я хотел поправить каждый забор, выпрямить столбы, но понял: делаю не то. Сделанное не стои́т, но потому и делается плохо, что оно все равно упадет. С другой стороны, потому и не стои́т, что делается плохо. В России не надо ничего самому делать. Все равно как-то само по себе сделается.
Меня всегда удивляло, что люди на Западе так быстро устают. Говорят – много работают, но это не много. Они – какие угодно, но только не жилистые. А вот русский – жилист. Раздеть его – он состоит из одних жил. Русский редко жалуется на усталость. Я, например, смущаюсь, когда устаю.
Саша показал мне карту, и мы приуныли. Россия лежала на карте большой разведеной гармошкой, кинутой после пьянки. Длинная родина, за сто лет не объедешь. И мы поехали в Вышний Волочек на междугороднем автобусе. Вдруг крупными хлопьями повалил снег. Вышли на автобусной станции, съели чебуреков, пошли по колено в снегу в сортир.
Общественные сортиры в России – это больше, чем трактат по отечественной истории. Это соборы. С куполами не вверх, а вниз. Их бы показывать туристам, как Грановитую палату, с приличествующим самоуважением. Россия дяденька-проруби-окно-либералов уже не первый век стесняется своих сортиров – считает своим слабым местом. Однако общественная жизнь людей лучше всего определяется подлинной, а не по-католически ханжеской общественностью сортира. Наши места социальной сходки по натуральной нужде, связывающие человека с природой, не погубила историческая дестабилизация как следствие снижения пассионарного напряжения этнической системы.
Сортиры отстояли свою самобытность, несмотря на тех дяденек-проруби-окно-эгоистов, которые не способны к самопожертвованию ради бескорыстного патриотизма. Сортиры спасла твердая позиция неприятия иноплеменных воздействий. Нам есть чем гордиться. Мы преодолели условности. Мы вышли в открытый сортирный космос. Мы все – космонавты