Парни оглядели нас с Никой, сравнивая меня и ее, и мне показалось, что презрительная улыбка мелькнула на красивых губах одного из них. По моему, он как раз рассмотрел мое старое черное пальто с каракулем и пришел к выводу, что я не стою его внимания. Ника им понравилась куда больше, но они не успели пуститься в игру, под дерзким названием «флирт», потому что вернулся еще более высокий, чем они, и широкий в плечах Мишка, принеся кофе в одноразовых закрытых стаканчиках. Парни разочарованно отвернулись, но им тут же повезло, потому что в соседней очереди стояли две блондинки близняшки с характерным для солярия загаром.
Их короткие юбки и броский макияж гораздо больше понравился парням, чем предыдущая странная парочка девиц, одна из которых была похожа на фотомодель, а вторая на провинциальную дурочку, пускай и с неплохим персиковым цветом лица и большими синими глазами.
Я с благодарностью вцепилась в свой стакан с кофе, чтобы не смотреть на тех двух парней, делающих знаки хихикающим блондинкам. Вероника с досадой наклонилась ко мне:
– В следующий раз на тебе уже не будет этого тряпья, помяни мое слово, дорогуша. Еще немного и я сделаю из тебя вторую Грету Гарбо или Еву Гарднер. Неужели тебе нравится, когда от тебя шарахаются такие парни? – она сделала ударение на слове «такие», чтобы я поняла всю свою безответственность и уже бы сделала решительный шаг навстречу переменам.
Я понимала, что отпугиваю ее потенциальных поклонников, но вместе с тем не понимала, зачем ей кто-то еще, если у нее есть такой чудесный и внимательный Мишка? Разве что для услады ее гордыни, что она может нравиться еще целой толпе мужчин, влюбленно на нее взирающей. Еще я понимала, что не хочу ее расстраивать, поэтому пообещала ей, что в качестве исключения позволю помочь мне выбрать новый гардероб. После этих заверений Вероника бросилась мне на шею, повторяя, что я ни за что не пожалею, что доверилась ей.
Мы прошли регистрацию и очередной контрольно-пропускной пункт, усевшись в зале ожидания. Ника успокоилась на какое-то время, вооружившись глянцевым журналом, Миша задумчиво жевал конфету, скрестив руки на груди, а я смотрела на опускающиеся и взлетающие самолеты, преклоняясь перед человеческим гением, сумевшим оторваться от земли, чтобы покорить небо.
Мне не хватало моей скрипки, потому что стало немного грустно и хотелось эту грусть как-то выразить, а не копить в себе. Стихи сочинять у меня не всегда получалось, а вот музыка, настоящая, та самая, что способна излечивать глубокие раны, была мне сейчас недоступна. Но я представляла себе, что поеду в волшебную Австрию,