Там я обнаружила голубую шелковую блузку, которую бы никогда не смогла себе позволить. С нее и началось вторжение в мой шкаф новых вещей, приносимых порой тайно, а позже и явно, чтобы навсегда преобразить меня в расписную красавицу.
Вероника обожала роль моей феи-крестной, пока я, как замазанная пеплом Золушка, корпела над посудой и уборкой днем, а вечером терзала ее игрой на скрипке, доводя ее до того состояния, когда она готова была выть под дверью, как те собаки, что слишком чувствительны к жалобным нотам, извлекаемым из инструмента.
– Олеся, тебе следует дать еще одну фамилию, – говорила она. – Знаешь какую?
Я отрывала смычок от струн и меняла голос, насколько это возможно, подражая хрипловатому тембру Шерлока Холмса:
– Конечно, милый Ватсон, как Вам будет угодно!
Тогда мы принимались смеяться и Ника тащила меня на кухню, чтобы я попробовала ее новое гениальное кулинарное блюдо. Хотя, признаться, готовила она всегда хорошо и своеобразно. Она баловала меня то восточной, то средиземноморской, то даже африканской кухней, смело экспериментируя на моем желудке. Мои борщи и вареники она недолюбливала, называя их «простой крестьянской пищей», хотя я не раз заставала ее уписывающей за обе щеки «простые» галушки или вареники с вишней. Я прощала ей любовь к буржуазным наклонностям и презрение к обычной еде.
Ника, такая ветреная, неугомонная любительница всего западного, в душе была очень доброй и милой девушкой. И я любила ее именно за эту душевную доброту, пускай даже с показной позолотой толщиной в несколько сантиметров.
Поэтому, пока мы стояли в пробке перед самым аэропортом в конце Московского проспекта, я не сердилась на болтовню подруги, обращавшейся то ко мне, то к Мишке, то к водителю, которого, судя по всему, ожидал инфаркт от избытка злости на Веронику с ее чемоданами. Миша умудрился задремать и тихонько клевал носом, а я положила голову на плечо Ники, понимая, что вот-вот усну под непрерывный и монотонный стрекот. Заснуть мне не довелось, потому что машину встряхнуло несколько раз и водитель подал голос, обрадовано заявив:
– Кажется, у меня колесо пробило. Придется вам пешочком топать, тут уже недалеко. Ребятки то молодые, неизбалованные – проговорил он, ехидно глядя на мою подругу.
Вероника замолчала на секунду, чтобы потом выпалить целый монолог, обличающий злостных неумех-таксистов, которые ездят на древних развалинах и еще имеют наглость просить несусветные суммы за извоз. Мы с Мишей решили вмешаться, пока Ника не разнесла машину вместе с водителем, и поддержали мысль дойти пешком, за что выслушали в свой адрес еще один монолог, от силы и страсти которого Гамлет пришел бы в полное отчаяние. Затем, выгрузили две тонны груза, именуемые чемоданами, на снег