Я сделала вид, что согласилась. Но как только она отвернулась, чтобы надеть пуховик, я схватила чемодан и пулей вылетела за дверь, крикнув на ходу, чтобы она не забыла повернуть ключ в замке два раза. На лестничной площадке кряхтел Миша, пропихивая чемоданы в лифт. Они с трудом туда поместились и он нажал на кнопку, чтобы отправить лифт вниз, потому что теперь места там не хватило бы и кошке. Сам Миша помчался вниз по лестнице, чтобы перехватить чемоданы на первом этаже, а я не спеша последовала за ним. Мой чемодан меня вовсе не беспокоил, а пройтись пешком с четвертого этажа было не трудно.
Если Вероникин приятель ничего не сказал по поводу ее объемного багажа, то водитель такси ругался, на чем свет стоит, проклиная производителей громадных чемоданов и тех, кто их покупает. Наконец, втиснув чемоданы, злой как черт таксист, рванул в сторону аэропорта, игнорируя мигающий желтый. Несколько раз он тормозил перед другими машинами, визжа тормозами, отчего заводился пуще прежнего. Возможно, на степень его невменяемости еще повлияла непрестанная болтовня Ники, которая с воодушевлением предавалась мечтам о невероятных австрийских распродажах.
Я сидела тихо, как и Миша, не пытаясь остановить подругу. В душе мы оба надеялись, что это сделает вместо нас водитель такси, но он просто сделал музыку громче и угрюмо уставился на дорогу перед собой.
– Как можно столько молчать! – возмутилась Вероника, глядя то на меня, то на Мишку. – Я ведь и обидеться могу. Тогда не буду с вами разговаривать – надулась она, к всеобщей радости, открыла сумочку и достала зеркало, чтобы как следует изучить свое отражение. Правда, молчала она недолго.
Сразу принялась вздыхать, что не мешало бы вместо Вены съездить в Испанию, чтобы поваляться на пляже. Я то знала, что она собиралась не столько загорать, сколько демонстрировать свой летний гардероб, от которого у местных жителей должен был случиться приступ восхищения ее фигурой и умением красиво, стильно одеваться.
Пока она в третий раз подкрашивала губы, я мысленно возвращалась к своей комнате, в которой остались моя скрипка, стопка музыкальных тетрадей и маленький глиняный кот в красных казачьих шароварах, наигрывающий на бандуре. Кот достался мне еще от моей бабушки, которая пела в казачьем хоре.
Как сейчас вижу ее перед собой: невысокого роста, с полными руками и плечами, синеглазая, веселая, восхитительно поющая украинские народные песни. Наверное, часть ее таланта передалась и мне и я не зря отучилась в музыкальной школе, а потом и поступила в музыкальное училище, чтобы посвятить себя любимой профессии.
Вероника часто приходила ко мне в комнату, чтобы послушать, как я играю. Она прыгала на кровать, смеялась и что-то рассказывала взахлеб, пока я не принималась играть. Тогда она начинала грустнеть и к концу жалобно просила, чтобы я не доводила ее до депрессии своими рыдающими мелодиями. Потом она повторяла, что быть скрипачкой