Телом моим хозяин Райка брезговал. Душу боялся и ненавидел.
Зачем же мы были вместе?
Утратить меня князь ужасался. Отобрал и спрятал паспорт, никогда не давал карманных денег, квартиру мою поторопился продать и деньги присвоить, так что уходить мне было, собственно, некуда. Разве что под куст, да и то в нашем парке.
Этого генералиссимусу моей судьбы было мало. Он помнил, что я чуть не сбежала туда, где даже он не господин. И поэтому до смешного трясся над моим здоровьем: регулярно проводил профилактические осмотры, таскал по врачам, перед эпидемиями делал мне прививки.
Я была опутана сетью деспотических запретов: не выходи поздно, не одевайся вызывающе. Желательно не дыши. Меня это бесило. Вроде я уже жизни своей не хозяйка и умереть не вольна.
Однажды в городе я на красный свет сиганула через дорогу. Муж, скорый на расправу, догнал и отшлёпал по попе при всём честном народе.
Мой господин вообще не любил без меня оставаться даже на пять минут. Маячил в кухне, когда я готовила. Сопровождал на прогулки в парке. Лез носом во всё, что читаю, смотрю. Держал дверь между нашими спальнями открытой и часто ночью вставал, подходил к ней и слушал, как я дышу. В ванной сам обожал меня мыть и даже отвинтил задвижку в туалете: вдруг что-нибудь случится, и помощь вовремя не придёт.
Всё это Мигель делал от фанатичной, безумной, сверх всякой меры любви. От той самой, о которой все женщины мечтают больше всего на свете, ради которой приходят в этот мир. О которой только великие умели рассказывать.
Но я от всего этого задыхалась и князя за эту неотступную, неизлечимую, ненормальную любовь в конце концов – возненавидела.
Трактат Мигеля
Рутина власти.
Мне хотелось путешествовать, открывать земли, ухаживать за женщинами, обворожительно некрасивыми, как сама жизнь. А приходилось сидеть в четырёх тоскливых стенах, подписывать нудные бумаги и встречаться со старыми грымзами и хрычами.
Власть – не упоение, не вино, не страсть, а – долг. Мелкобуржуазный предрассудок. Плешивенькая добродетель среднего класса.
Строгий распорядок дня, отчёты, реестры, указы, постановления. Неизменно в одни и те же часы, с одним и тем же выражением лица, и, в конце концов, с одними и теми же мыслями. Движение по кругу. Заворожённость. Бессмыслица.
Не только ничего не будит воображенье, – но убивает последние его остатки.
Власть – это серость.
А что серость может дать людям?
Чего же искал я? – Неизвестного. Даже если это неизвестная ложь. Место, где я был бы первый. Сомнений. Нарушений. Запретов.
Это и есть моя истина.
Ужасно то, что истина – это всегда бездна, всегда запредельность, которая человеку не по силам. А те, кто идут по этому пути до конца, перестают быть человеком: погибают или – переходят в иное состояние, перерождаются при жизни в монстров, в фанатиков.