Сначала докторша драла по-живому, без обезболивания. Вот тогда я поняла, что чувствовали молодогвардейцы в гестапо.
Во-вторых, эскулапша меня недочистила. И когда я из её застенка переползла на койку, у меня началось фатальное крово течение.
Боль ела меня изнутри и перетирала мои внутренности в муку на неизнашиваемых жерновах.
Я отключилась, и в гениально-чёрной пустоте услышала отчётливое: «Умерла. Она умерла. В реанимацию».
Да вернули они меня, откачали, люди в белых халатах.
Мой жалостливый ребёнок решил забрать к себе мамулю, избавить её от мучений. А эти вороги всё норовят по-своему переиначить. Просили их.
Оказалось, что плод был поражён раковой опухолью, и метастазы вошли в моё тело.
Меня кромсали, кроили и латали, как лохмотья нищего, которые только выбросить на помойку. Так нет, норовят ещё заплату приляпать – и снова носить, носить до бесконечности.
Теперь я ещё и проходила курс химиотерапии, отчего облысела напрочь.
Но зато я не съехала с глузду и вообще почти не расстраивалась. Чувства мои, благодарение Богу, отмерли, атрофировались, и все мои силы уходили на одоление физических страданий, на выживание.
Про ребёнка я помнила, слегка оглушённо. Но и тут отделалась легко: нашептала самой себе утешно, так, между двумя операциями, – что это ничего, пустяки и временно. А вот дай только прийти в себя, снять капельницы и перестать под себя ходить, – и мы с князем в тот же день по новой, по новой! Лучше прежнего детей настрогаем.
Чем там внутри меня я ещё могла бы детей создавать, и жив ли князь, который по всем прогнозам должен был быть уже полгода, как на том свете, – я не задумывалась.
Внутри меня не было органа, который смог бы выработать такую мысль.
И тут он явился, мой принц Багрянородный на белом мерседесе. На дверках – золотые гербы с княжескими коронами. Шофёр в фирменной фуражке. На запятках ливрейные – косая сажень в плечах – зверообразные лакеи в пудреных париках.
Правда, явился принц в инвалидном кресле. Но японском, изящном, начинённом электроникой.
Правда, исхудал до прозрачности, и глаза стали такими огромными, что в этих резервуарах хватило бы места для чудовища из Лох-Несс.
Но впереди него шестёрки на крыльях внесли букет красных роз на столь длинных стеблях, что поставленные в центр палаты цветы почти касались противоположных стен: размах крыльев букета – три метра, как у кондора в полёте.
Передних выбитых зубов у меня по-прежнему не было, волосы не случились, губы были чёрными, глаза – прорвы. Я вся покрылась глубокими, как порезы, морщинами. Но мне как-то в голову не пришло эту неземную красоту от Мигеля прятать.
Но князь – ничего, словно так и надо, улыбался мне, шутил, сыпал комплиментами, целовал мои костлявые руки, с видимым удовольствием вдыхал моё сортирно-потовыделительное амбре, мою лысую черепушку с непритворной нежностью гладил.
В глазах даже тени разочарования не мелькнуло.
Княжеская