Семь недель Йормунганд на носу «Змея» убегал на юг все дальше от Полярной звезды, вдоль Франкского побережья. Потом мы двинулись по Темному морю на восток мимо пустынного скалистого полуострова. Остроконечные зубцы безлесых, усыпанных валунами гор стремились к небу. Линию пустынного берега перереза́ли скалистые мысы с отвесными склонами, под которыми грозно кипели белопенные буруны, так что к берегу мы подходили редко, опасаясь пробоин.
С правого борта на запад, куда хватало взгляда, чернела, уходя в неведомые дали, морская гладь. Мы вновь шли на юг и держались как можно ближе к земле, радуясь, что избежали гнева империи и сохранили свои шкуры. В нашем кильватере шли еще три дракона: второй драккар Сигурда «Фьорд-Эльк» и два уцелевших снеккара [4] датчан: «Конь бурунов» и «Морская стрела».
От франков мы ушли и смерти избежали, но лишились звонкого серебра – оно так ярко блестело и переливалось, что боги Асгарда из зависти отняли у нас удачу. Поступать так – в их духе. Своенравные и жестокие, они сперва воодушевят тебя на подвиги, достойные песен скальдов, а потом швырнут мордой в грязь при всем честном народе. Быть может, они и вовсе не любят нас, смертных, а, равнодушно глядя, как плетется узор судеб, забавы ради обрезают или сплетают нити – надо же как-то коротать вечность… Что боги точно любят, так это смуту. Где смута, там воины и мечи, копья и щиты. Там кровь, боль и смерть.
И вот теперь путь наш лежал на юг, в великий Миклагард. Пусть мы лишились Фафнировых сокровищ, но остались воинами, жаждущими крупной поживы, а в Миклагарде, сказывали, дома из золота. Жажда эта горела в глазах мужей, отражалась в начищенных до блеска доспехах, шлемах, умбонах [5] и секирах. Воины хотели славы. О ней слагают песни, послушать которые сбирается люд у очага, когда хлопает дверью вьюга. Лучше славы нет ничего в мире – не потеряешь ее, не украдешь и не сожжешь.
За славой мы и шли в Миклагард.
– Гиблое тут дело, – бросил Пенда, покачав головой. Парус над нами раздувался, ловя попутный ветер. Пришлось набросить на себя меха – мы не гребли, а ветер вцеплялся в плечи ледяной хваткой.
– Болит, наверное, будто адовым огнем жарит, – скривившись, добавил уэссексец.
– Неужели безнадежно? – спросил я, хоть и знал ответ.
– Кабы вовремя вскрыть да вымыть оттуда гниль, был бы толк, – отвечал Пенда. – Теперь же… – Он снова покачал головой. – Бедняге осталось несколько дней. Мучительных.
Халльдор стоял на носу «Змея», стараясь не смотреть на нас. Наверное, стыдился. Франкское копье отсекло ему пол-лица; рану Асгот заштопал, однако она загноилась, и щека норвежца