Если я не висела над раковиной, стараясь справиться с тошнотой, то лежала на койке, держась за живот, и изо всех сил пыталась смотреть вдаль, что в моем случае означало – сосредоточиться на некой точке за стенами каюты, до которой было рукой подать.
Накануне нашей предполагаемой высадки на базе флота в Шотландии один из кораблей конвоя настигли немецкие подлодки – и потопили его. Мы развернулись, чтобы подобрать оказавшихся в воде, которая была так жирно полита топливом, что загорелась. Немцы, разумеется, не ушли, и мы чувствовали глубоководные разрывы, от которых нас так болтало, что я стала бояться, как бы судно не опрокинуло и не разломило на части. Все, что не было закреплено, летало по каюте. Свет мигал, было столько дыма, что я не могла вдохнуть, не поперхнувшись. Платок, которым я зажимала нос и рот, стал свинцового цвета. Эллис принимал таблетки горстями – он получил новые по рецепту до нашего отъезда, куда больше, чем обычно, потому что не знал, сколько мы будем в пути; количество поглощенных им таблеток меня тревожило.
Когда выпустили торпеды, Хэнк съежился в углу с бутылкой виски, сказав, что, если ему суждено умереть, то он сделает это пьяным. Я взвизгивала каждый раз, как стреляло бортовое орудие. Эллис надел спасательный жилет и хотел, чтобы я надела свой, но я не могла. Привяжи я к себе что-то, стеснявшее движения, оно мешало бы мне дышать, отчего я впала бы в еще большую панику, да и потом, что толку? Если корабль потонет, немцы не станут нас вылавливать из воды, а если и выловят, все спасенные члены бедной команды «Мэллори» будут сильно обожжены и все равно, скорее всего, умрут.
Меня охватила исполненная страха ярость: я швырнула будильник в Хэнка, который молча уклонился и закурил новую сигарету. Я колотила Эллиса в грудь и твердила, что он потащил нас в гущу войны, потому что его отец – глупый, несдержанный старик, а теперь, по его вине, мы все погибнем во цвете лет. Надеюсь, сказала я, его отец свалится замертво в своих туфлях от Тестони, когда услышит, что мы взлетели на воздух из-за того, что он – мошенник, эгоист и хвастун, в котором нет ни капли сострадания ни к кому на свете, в том числе к собственному сыну. Я заявила, что Эдит Стоун Хайд – лицемерная, желчная старая корова, и сказала, что надеюсь, что она проживет долгую одинокую старость, пожиная плоды своего отношения к нам и его роковые последствия. Эллису я заявила, что как только мы окажемся на суше, я развернусь и уеду следующим же рейсом, хотя, даже произнося эти слова, я знала, что в жизни больше не взойду по своей воле на борт корабля. Я сказала ему, что это он идиот, что из-за того, что он и его отец свихнулись на этом дурацком чудовище, мы все погибнем, и если он может придумать более идиотскую причину смерти, я бы хотела знать какую.
Эллис не реагировал, и это было едва ли не страшнее торпед, потому что я поняла, что он тоже считает, что мы погибнем. Тут мне стало стыдно, и я расплакалась у него на груди.
Когда мы наконец добрались до суши, сгущались сумерки. Последние пару дней я беспокоилась, что нас пересадят на другой корабль, а не