Еще отец писал, как тяжело им живется, как весь урожай пришлось отдать нашим солдатам, а крохи, которые они сумели припрятать, у них отобрали вражеские войска.
Последние строки письма были несколько раз перечеркнуты, но я все равно смог их разобрать. Как сейчас помню эти слова: «Не думал я, Василий, что эта тяжелая ноша постигнет тебя. Оттого слезно молю о прощении… Я должен был, но не смог уберечь твою жену. Скончалась она вместе с ребенком. Рано роды у нее пошли. Молились всей деревней, да прибрал их к себе Господь…».
Вот так покарал меня тот офицер: я потерял любимую, своего не родившегося ребенка и веру в себя…
Смерть подошла совсем близко. Так пусть бы она забрала меня! Я же виновен! А ребенок…, любимая женщина?! – из глаз Василия покатились слезы.
«Пусть поплачет, – подумал я про себя. – Слезы лечат!»
– Как-то вечером был получен приказ явиться к командиру, – спустя время продолжил сосед. – Мне, старшине и еще нескольким солдатам предстояло пойти в тыл – «за языком», так как перед наступлением нужны были свежие разведданные. Как сейчас помню ту ночь – казалось, она никогда не закончится…
В общем, все пошло не по плану. Нас быстро вычислили и взяли в плен. Прочувствовал, так сказать, все то, что испытывал тот офицер! – с усмешкой проговорил Василий и продолжил:
–Теперь тот убиенный немец стал являться мне по-другому: его злорадная улыбка словно говорила: «Наконец-то справедливость восторжествовала!» И в чем-то он был прав.
Свою участь я принимал смиренно, не обижаясь ни на него, ни на своих мучителей: они тоже подчинялись приказам! Им, как и мне когда-то, надо было выпытать разведданные и другую секретную информацию, но я им ничего не говорил. Да и не знал ничего! Я же был простым солдатом!
Допрос вели двое и, невзирая на мою богатырскую силу, изрядно ко мне «прикладывались». Пленных держали порознь: мне определили холодный мокрый сарай без соломы и ведра для испражнений. А о судьбе остальных я не знал.
Кормили водянистым мучным супом и хлебом. Иногда вместо хлеба приносили печеный картофель или морковь. Порция была маленькая и выдавалась один раз в день, но этого было достаточно для выживания.
К счастью, еда была горячая, и приносил ее всегда один и тот же солдат. Он оставлял миску на полу около входной двери и уходил ненадолго, а я тем временем пытался доползти до еды, ведь от многочисленных ран и холода ноги меня не слушались.
Когда я добирался до еды, то первым делом грел руки о еще теплую миску с супом. Я ждал, пока смогу пошевелить руками, чтобы ее удержать и не вылить на себя эту горячую жижу. Затем подносил миску к губам и старался ухватиться за нее зубами, чтобы медленно влить содержимое внутрь. После супа мое тело на мгновение оживало, и я уже мог нормально разжевывать хлеб.
Завершением трапезы считалась кружка холодной воды. Из-за мороза она быстро застывала и покрывалась тоненьким льдом,