Ее дни оставались упорядоченными и спланированными, чтобы не было времени тосковать и чувствовать свое одиночество. Нет, Клара не была дикой и нелюдимой, просто такой близости и взаимопонимания, как с родителями, она теперь не чувствовала ни с кем из окружающих ее людей.
Изящная и хрупкая мама с аристократичной и утонченной красотой, которую не смог победить даже возраст. Ее васильковые глаза сохраняли особую глубину, свойственную тем, кто привык вслушиваться в слова, и в тишину между ними. Клара не припоминала ни одного дня, когда бы мама не брала в руки книгу. Книга казалась продолжением ее тонкой руки, а рука – продолжением мысли. Мама оставалась в памяти Клары образцом грации и воспитанности: плавные движения, прямая осанка, взгляд – открытый, но не навязчивый. Она никогда не переходила на повышенный тон, даже в спорах ее голос оставался спокойным. Как же Клара любила мамин голос! Долгие разговоры по вечерам на этой самой кухне. В маминой речи одинаково увлекательно звучали отголоски классических романов и стройность научных понятий, однако она никогда не кичилась своими знаниями и не поучала. Она старалась донести до дочери важную истину: «Все можно узнать, всему научиться, нужно только загореться идеей!»
Папа… Улыбчивый и общительный, в его облике соединились уверенность мастера и вдумчивость мыслителя. В уголках его глаз, умных и живых, залегли тонкие веерки морщин, оставленные годами улыбок. Папины руки – широкие, с сильными пальцами испещрены тонкими шрамами: они без слов говорят о тысячах сделанных вещей и трогательно отполированных предметов мебели. Клара обожала папину мастерскую, где повсюду в туманных облачках мелкой стружки пряталась магия, и витал сладкий запах дерева. А еще с раннего детства у маленькой Клары и ее отца родилась традиция листать атласные страницы толстых энциклопедий по архитектуре и истории. Папины знания в этих областях многослойны, как фрески на древних стенах цветных картинок бережно хранимых книг. Он мог часами рассказывать дочери о готических шпилях, о судьбах древних мастеров, о странных и жестоких традициях людей прошлого, вплетая в рассказы свои мечты, когда-нибудь увидеть Собор Святого Петра в солнечном мареве, ощутить прохладу римских акведуков, прикоснуться к камням, через которые прошли тысячелетия.
Их тихая, но насыщенная красками любви и близости жизнь создала вокруг Клары радужный купол идеального мира, который лопнул в миг, когда родителей не стало. Их уход стал для Клары внезапным потрясением. Никогда она не сталкивалась с глухой и навязчивой болью утраты, пока одним пасмурным вечером на пороге ее дома не появился торговец Ахмед. Он нервно мял мокрую шапку в руках и почему-то избегал смотреть Кларе в глаза, а когда все-таки поднял лицо, по его выражению Клара поняла – случилось что-то ужасное. Слова Ахмеда, путаные и сбивчивые, его сочувственные реплики и бесполезные попытки утешить, догадки о том, что смерть наступила мгновенно, – все это доходило до Клары словно сквозь плотную завесу, приглушенно, как будто издалека. Ощущения, мысли и чувства были обращены вовнутрь, где в эти самые минуты необратимо раскалывалась ее жизнь на до и после.
Невыносимо медленно год за годом девушка выкарабкивалась из ямы скорби и постепенно училась жить сама. Без маминого ласкового «просыпайся, милый птенчик» по утрам и без папиных историй о далеких городах и гениальных творцах прошлого. Клара продолжала проводить свои дни один за другим, пока удушающая тоска не сдала свои позиции, превратившись в тихую печаль.
Сегодня утром планы на день в голове Клары выстраивались в изящную цепочку, пока она неспешно потягивала горячий шоколадный напиток. Утром – завтрак, уборка на кухне. Затем прогулка до сада, за которым она помогала ухаживать старенькой и полуслепой старушке-соседке. Та разрешала срезать несколько гортензий с куста. После работ в саду, с букетом гортензий девушка отправлялась через заброшенный парк к небольшой еще действующей часовне. Местный священник с помощью группы волонтеров восстановил здание и проводил христианские службы. Нет, Клара не была истовой христианкой. За часовней находилось кладбище. Все тот же священник ухаживал и за ним, и благодаря его трудам, унылая заросшая поляна с рядами надгробий превратилась в тихое уединенное место, с аккуратными тропинками между мраморными плитами. Клара безошибочно нашла взглядом два памятника из черного мрамора, на которых были выгравированы имена, даты рождения и смерти мужчины и женщины. Они родились в один год, а умерли в один день. Десять лет назад.
Девушка подошла к надгробиям, заботливо убрала из каменной вазы увядшие сухие цветы, долила воды из предусмотрительно прихваченной с собой питьевой бутылки и поставила в вазу свежесрезанные гортензии.
– Привет, мам. Привет, пап. Как вы тут? Представляете, Рики вчера сбежал. И до сих пор не вернулся. Я немного волнуюсь. Знаю-знаю, пап, ты считаешь, что дикому зверю место в лесу. Но я ведь его не удерживаю силой. Он нашел меня сам. И остался жить со мной. Он такой ласковый. И очень умный! Тебе