Состояние наследника улучшалось медленно. Приближение Тёмного Кочевника, той родственной силы, что и так была в парне, усиливало сопротивляемость черноты внутри Эн-уру-гала. Каждая победа над её сгустками приравнивалась к маленькой мучительной смерти. Но, благодаря вниманию и терпению Дильмуна, Эн-уру-гал двигался к выздоровлению. Приступы сократились до одного-двух в день, сознание уверенно возвращалось и держалось порой часами, парень начинал приходить в себя.
Сегодняшний день стал для наследника особенно хорошим. Ему удалось выспаться, удалось поесть и не выблевать всё обратно, удалось самому спуститься на несколько пролётов вниз и уговорить Дильмуна взять его в одну из крепостей. Поначалу старик не соглашался, ссылаясь на измученный вид парня, но, замечая, что в том действительно пробуждается интерес, а в зрачках поселился свет, вытесняя неосмысленность темноты, он пришёл к выводу, что подобные прогулки станут полезными и для Эн-уру-гала.
Приведя наследника в полюбившийся чертог старой крепости и незаметно для парня позволив тому не умереть от скисшего воздуха, Хранитель немного осветил помещения. Сам он не нуждался ни в дыхании, ни в свете, но, теряя силу Тёмного Кочевника, Эн-уру-гал терял и многие приобретённые с ней способности. Пробежит ещё немало дней, прежде чем он сумеет восстановить их уже с помощью своей, а не чужой энергии. Покинутые же чертоги были достойны того, чтобы их видели. И, похоже, прогулка в них действительно положительно сказалась на больном, замедлив приход нового приступа и уняв ненадолго боли в теле и голове. Когда же лихорадка и судороги вновь поглотили парня, Хранитель телепортировал себя и Эн-уру-гала обратно.
Привязав его мыслью и ремнями, он остался подле. Теперь, на последних стадиях излечения Дильмун мало в чём помогал наследнику. Дальше, вплоть до полного выздоровления, с тьмой внутри себя ему придётся бороться практически в одиночку, но Хранитель не покидал его в минуты страшной агонии. На сей раз приступ продлился гораздо меньше – не дольше часа, после чего парень потерял сознание. Залечив его раны, Дильмун задумался, засмотревшись на застывшее, белёсое лицо парня. В его мимике появилось