Из свитков эпох. Фолианты памяти I. Илья Коршун Корпушов

рассыпался в прах, и из него взошли три цветка: – Алый – кореньями в крови павших.

      – Белый – лепестками в слезах вдов.

      – Золотой – сердцевиной в солнце правды.

      И прозрел Годфрид, пав на колени: – «Что есть честь?» – «То, что остаётся, когда меч обращается в пыль», – ответил Лоран…

      …с той поры рыцари носили на щитах три цветка, а мечи их клялись служить не славе, но тишине после битвы. Говорят, клинок Лорана и ныне лежит под камнями, и лишь тот, чьё сердце чисто, услышит его звон – не железа, а пробуждённой совести… _ (Далее текст утрачен. На полях позднейшая пометка: «Сия притча – зерно Ордена Цветущего Клинка, коий хранил заветы, доколе тьма не поглотила их…») _ Смысл, уцелевший в обрывках: Честь не куётся в горне – она рождается из жертвы. Истинный рыцарь – не тот, кто несёт меч, а тот, кто решает, когда его опустить.

      Слеза – это озеро надежды

      (Из «Хроник Святого Братства», записанных монахом-каллиграфом в аббатстве Глорндейл, XIII век)

      В дни, когда дороги Святой Земли стенали под копытами коней раздора, а небо носило траур по невинным, случилось великое бедствие. Паломники из Глостера, шедшие к мощам Святой Аглаи, попали в засаду у ущелья Ворчунья Пасть. Воины клана Чёрных Соколов – жестокие, как зимний ветер, – окружили безоружных, требуя отречься от веры или принять смерть.

      И вот, когда предводитель разбойников Гарлок поднял окровавленный топор, дабы сразить старца-проповедника, с холмов донесся гул. То не гром гремел – то три всадника в доспехах цвета утренней зари мчались сквозь туман. Щиты их сияли знаком: белая роза, обвитая колючей лозой. – «Кто вы, что смеете преградить путь Смерти?» – проревел Гарлок, обращая меч на всадников.

      – «Мы – те, кто слышит зов безгласных», – ответил старший из них, сэр Элрик, и клинок его запел, разрезая тишину.

      Битва была яростной, но короткой. Мечи рыцарей не убивали – они ломали оружие, сбивали с ног, вырывали злобу из рук. Когда последний из Соколов упал на колени, сэр Элрик снял шлем, открыв лицо, изборождённое шрамами мудрости: