– Ты сначала скажи это своему организму.
В его глазах не было ни страха, ни злости – только пустота.
Я ударил его – впервые за все годы.
Даня не сопротивлялся. Просто упал в снег и лежал, глядя в небо:
– Сильнее бей. Может, хоть так выбью дурь из головы.
( 2006)
Костя смеялся, глядя на нас:
– Что, герои, протрезвели?
Он бросил нам два пакетика – один упал в лужу.
– На, сдохните красиво.
Даня поднял свой пакетик, но не стал колоться. Просто разорвал его и высыпал содержимое в снег.
– Всё. Хватит.
Я стоял перед закрытой дверью реабилитационного центра.
– Ты точно идёшь? – Даня курил, пряча гниющую руку в карман.
– Да. И ты идёшь со мной.
Он покачал головой:
– Я уже не спасусь. Но ты – можешь.
И ушёл в зимнюю тьму, оставив меня перед дверью в новую жизнь.
Реабилитационный центр напоминал тюрьму: решётки на окнах, запах дезинфекции и рвоты, глаза пациентов – пустые, как у мертвецов.
Когда мне вручили справку о прохождении курса, медсестра вздохнула:
– Ты тридцать первый за этот год. Возвращаются все.
Я вышел на улицу – солнце резало глаза, как в первый раз после подвала.
Даня ждал у остановки, куря самокрутку из газеты.
– Ну что, новенький? – он окинул меня взглядом с головы до ног. – Ты похож на говно.
Я рассмеялся – впервые за месяцы искренне.
– Спасибо, брат. Ты тоже.
Мы обнялись, и я почувствовал, как его рёбра выпирают через тонкую куртку.
Мы сидели на краю, как в старые времена. Но теперь тишина вместо смеха.
– Помнишь, ты говорил про ангелов? – я затянулся, глядя на закат. – Мы же стали демонами.
Даня сжал моё плечо – его пальцы дрожали.
– Ангелы, демоны… – он плюнул вниз. – Мы просто мусор, который ещё не вывезли.
– Я видел Славку, – внезапно сказал Даня.
Я замер с сигаретой у губ.
– В морге. Костя привёз "посмотреть".
Его голос сорвался, и вдруг – он заплакал. Впервые за все годы.
– Он был… синий. И улыбался.
Я обнял его, чувствуя, как его спина покрывается мурашками.
– Мы не станем такими, – прошептал я.
Даня отстранился, вытирая лицо рукавом:
– Я уже стал.
– Пойдём со мной, – я встал, протягивая руку. – Есть центр в другом городе.
Даня посмотрел вниз – на разбитую бутылку во дворе.
– Ты иди. А я…
Он достал из кармана свёрток – белый порошок светился в лучах заката.
– Я ещё не готов.
Я шёл к автобусу, не оглядываясь. Только когда двери закрылись, я посмотрел в окно. Даня стоял на крыше, подняв руку в прощальном жесте. В последний раз.
(Морг. Холодный металл под пальцами.)
– Он звал тебя в последние минуты, – санитар поправлял простыню, обнажая фиолетовые пятна на сгибе локтя. – Кричал "извини". Будто видел кого-то…
Я разжал ладонь. Старая фотография 1999 года: мы на крыше,